Гомер

видно, тоже принадлежит к аудитории, восхищенной аэдом. Именно этих «маленьких

людей, до тех времен презираемых, пренебрегаемых, осмеянных, приглашает Гомер на

пир, так как он знает их хорошо, как будто бы жил и вырос среди них» (стр. 164). В

интерпретации Северина, изучившего гомеровские сравнения с точки зрения эпохи самого

ионийского [107] поэта, Гомер – человек скромного происхождения и большой друг

униженных и трудовых людей.

3. Антиаристократическая тенденция. При всей разношерстности гомеровских

материалов о значении царя и окружающей его аристократии в этом вопросе тоже можно

заметить некую прогрессивно-гуманистическую тенденцию. Гомер очень далек от

идеологии абсолютного повелителя, характерного для древнеахейских времен с их

«златообильными Микенами» и «крепкостенным Тиринфом». Он не прочь полюбоваться

на богатство и роскошь жизни царей, но фактически гомеровские цари ведут довольно

демократический образ жизни, а кроме того, и цари и аристократы подвергаются здесь

даже прямой критике. Если Ахилл критикует Агамемнона (I.148, 171); Диомед – того же

Агамемнона (IX.36-39), Агамемнон – Диомеда (IV.371 сл.) и Афина – Диомеда (V.800-814)

за личные недостатки, то в XIX песни 182 сл. Одиссей выставляет совершенно общий

тезис, что «унижения нет властелину с мужем искать примирения, которого сам оскорбил

он», а в XI.408-410, что благороден тот, кто отважен в бою. В X песни, 239 Агамемнон

выставляет совсем не аристократический принцип: «Не руководствуйся родом, какой бы

он царственный ни был». В XII песни, 313-321 единственная функция царя,

оправдывающая его роскошную жизнь, понимается только как предводительство на войне

и нахождение в первых рядах войска. В XVI песни, 384-388 вполне по-гесиодовски Гомер

обрушивает на неправедных судей кары Зевса в виде ливней и горных обвалов. О Ферсите

и говорить нечего. Правда, не нужно забывать, что с греческой точки зрения он является

ни больше и ни меньше как дезертиром и потому подлежит наказанию. Но не надо

забывать, что он едва ли против войны вообще и едва ли действует против своей родины.

Правильно будет сказать, что он действует против царей, и даже не столько против царей,

сколько против их эксплуататорской политики.

Все эти сведения о значении царской власти у Гомера, конечно, известны; и о них

можно прочитать уже в общих руководствах по греческой литературе. Однако многое

известное часто забывается и теряет свою остроту, а эта острота у Гомера есть, и пусть мы

не будем о ней забывать.

Таким образом, не будучи в принципе против царской власти, Гомер не только не

стесняется выставлять царей дурного личного поведения и обличать их в этом, но он – и

притом тоже принципиально – допускает царскую власть только при условии ее большого

военно-патриотического или морально-гуманистического содержания. Это соединение

богатства, славы и роскоши царской жизни с высоким личным морально-правовым

авторитетом, может быть, лучше всего изображено в «Одиссее» (XIX.109-114). Здесь

Одиссей обращается к Пенелопе со следующими словами: [108]

Ты – словно царь безупречный, который, блюдя благочестье,

Многими правит мужами могучими. Строго повсюду

Правда царит у него. Ячмень и пшеницу приносят

Черные пашни; плоды отягчают древесные ветви.

Все – от правленья его. И народы под ним процветают.

Только в этом смысле и можно понимать проповедь единовластия и о божественном

происхождении скипетра Агамемнона (Ил., II. 204). Иначе это место нужно было бы

понимать как грубый архаизм и реакционную реставрацию. Кроме того, здесь стоит не

слово «басилевс», а «койранос» (coiranos), т. е., по-видимому, «предводитель на войне». По

этому поводу Энгельс («Происхождение семьи», 1947, стр. 121) пишет: «Одиссей не

читает здесь лекции о форме правления, а требует повиновения главнокомандующему на

войне».

Следующие слова Пулидамаса к Гектору только в порядке вульгаризма можно

понимать как демократическую оппозицию против царя (Ил., XII.211-214):

Гектор! Меня неизменно бранишь ты, когда на собраньях

Я говорю справедливо. Никак допустить ты не можешь,

Чтоб человек из народа с тобою о чем-нибудь спорил, –

Ни на войне, ни в совете. Лишь власть свою хочешь ты множить!

Гектор вполне безупречен и как воин и как вождь. Если он допускает какие-нибудь