Гомер: «Илиада» и «Одиссея»

I

В горячке победитель Менелай ворвался

В дворец Приамов, чтоб мечом насытить и забыть
Десятилетнюю к неверной ненависть.
Через руины, трупы, дым он пробирался —
Неумолим, решителен, жесток —
К покоям внутренним: и вот
Он пред дверями спальни ненавистной предстаёт.
Пылающий как разъярённый бог.

Но в спальне одна, с безмятежностью грезящей девы.

На ложе высоком прекрасная дремлет Елена…
Как мог позабыть он изгиб её шеи желанной?
Он меч уронил, вдруг охвачен усталостью странной.
И целовал её стопы, встав перед ней на колени —
Преданный рыцарь подле своей королевы.

II

А что же дальше? Пой, поэт!

Про путь домой, про долгие супружеские годы,
Про то, как мучили Елену роды:
Уж так положено в законном браке — чадо за другим!
Как был порою Менелай невыносим,
Когда он пьяный хвастал и болтал,
Что сотню Трой в былые годы осаждал:
Как стала некрасивою Елена, Менелай — бессильным и глухим.

Он часто думает — и что он делал в Трое?

И как Парис мог соблазниться на такое?
Елена часто плачет, вороша былое,
Сухие губы шепчут имя дорогое…
Так и живут — старик ворчит, Елена причитает.
А что Парис? — Парис спокойно почивает[340].

Гомер как история

…Но там, где стены Илиона я искал,

Пасётся мирная овца и черепаха проползает.

Лорд Байрон, «Дон Жуан»

Генрих Шлиман, археолог-любитель, умерший в тот же год, что и Ницше, считал «Илиаду» не только уникальным поэтическим произведением, но и историческим документом. Хотя он был склонен считать Гомера реальной личностью, всё же подлинность его существования интересовала Шлимана гораздо меньше, чем фактическая подлинность содержания его поэм. Шлиман был уверен, что если правильно дешифровать книги Гомера, то окажется, что порождение поэтического воображения может указать нам точный путь к реальному местоположению Трои!

По словам самого Шлимана (хотя, как он сам признавался, у него была склонность привирать и преувеличивать), его страстное увлечение Гомером началось в раннем детстве, когда отец рассказывал ему перед сном о приключениях гомеровских героев. Эти истории настолько поразили воображение мальчика, что однажды на Рождество, когда ему было десять, он подарил своему отцу «плохо написанное сочинение на латыни о главных событиях троянской войны и приключениях Улисса и Агамемнона»[341]. Но семья не могла обеспечить учёбу мальчика в колледже, и вместо этого в возрасте четырнадцати лет его отдали в ученики к деревенскому бакалейщику, где он быстро позабыл большую часть из того, что учил дома.

Одной из самых ярких личностей в деревне, где жил Шлиман, был молодой человек, работавший подмастерьем у мельника, — он изучал когда-то классические дисциплины, но потом стал жалким пьяницей. Ходили слухи, что он был исключён из школы за плохое поведение, и его отец — протестантский священник — в наказание заставил его учиться мельничному делу. В отчаянии молодой человек стал выпивать, но, однако, не забыл о Гомере. Однажды вечером пьяный мельник, пошатываясь, зашёл в лавку, где работал Шлиман, и, к величайшему удивлению мальчика, прочитал добрую сотню строк на древнегреческом, выразительно и ритмично. Шлиман не понял ни единого слова, но музыкальность этих стихов настолько впечатлила его, что он расплакался и просил молодого человека повторять их снова и снова, в качестве платы подливая ему в стакан бренди. «С того самого момента, — признавался он, — я постоянно прославляю Бога, по чьей высочайшей милости я до сих пор имею счастье изучать историю и культуру Греции»[342].