Дерн, явно чувствуя себя, как транспортный куб без пассажиров, тактично исчез, отправившись обратно на поверхность и покинув сцену воссоединения семьи. Понтер, Адекор и Жасмель переместились в маленькую столовую, примыкавшую к лаборатории квантовых вычислений.
– Я уже и не надеялся увидеть тебя снова, – сказал Понтер, радостно оглядев сначала Адекора, потом Жасмель. – Никого из вас.
– Мы думали так же, – кивнул Адекор.
– У вас всё в порядке? – спросил Понтер. – Все здоровы?
– Да, со мной всё хорошо, – ответил Адекор.
– А Мегамег? Как малышка Мегамег?
– С ней тоже всё хорошо, – взяла слово Жасмель. – На самом деле она даже не поняла пока, что случилось.
– Не терпится увидеть её, – сказал Понтер. – Плевать, что до того, как Двое станут Одним, ещё семнадцать дней, я собираюсь наведаться в Центр завтра же и крепко её обнять.
Жасмель улыбнулась.
– Она будет очень рада, папа.
– А как Пабо?
Адекор заулыбался.
– Она страшно по тебе скучала. Выскакивала из дома при каждом шорохе, надеялась, что ты вернулся.
– Ох, милая моя старушенция, – сказал Понтер.
– Папа, – произнесла Жасмель, – что тебе дала та женщина?
– О, – сказал Понтер. – Я и сам-то ещё не смотрел. Давайте глянем…
Понтер запустил руку в карман своих странных штанов из чужого мира и вытащил из него свёрток из белой материи. Он осторожно его развернул. Внутри была золотая цепочка и прикреплённые к ней две простые перпендикулярные полоски неравной длины, пересекающиеся примерно на трети более длинной из них.
– Как красиво, – вздохнула Жасмель. – А что это?
Понтер приподнял бровь.
– Это символ системы верований, которую разделяют некоторые из них.
– Кто была та женщина? – спросил Адекор.
– Мой друг, – ответил Понтер. – Её зовут… на самом деле, я произношу правильно только первый слог её имени – Мэре.
Адекор рассмеялся: «мэре» – это было слово их родного языка, означавшее «возлюбленная».
– Я говорил, что тебе следует найти новую женщину, – сказал он шутливым тоном, – но не ожидал, что её поиски так далеко тебя заведут.
Понтер улыбнулся, но не слишком весело.
– Она была очень добра, – сказал он.
Адекор знал своего партнёра достаточно хорошо, чтобы понять: какая бы история ни стояла за этими словами, она будет рассказана в своё время, и не раньше.
– Кстати, о женщинах, – сказал Адекор. – Я… э-э… пока тебя не было, у меня были кое-какие дела с партнёршей Класт.
– Даклар! – воскликнул Понтер. – Как у неё дела?
– Видишь ли, – промолвил Адекор, глядя теперь на Жасмель, – она стала довольно знаменитой в твоё отсутствие.
– Правда? – удивился Понтер. – И чем же?
– Она выдвинула обвинение в убийстве.
– Убийстве! – воскликнул Понтер. – Кого убили?
– Тебя, – невозмутимо ответил Адекор.
У Понтера упала челюсть.
– Ты, видишь ли, исчез, – сказал Адекор, – и Болбай подумала…
– Она подумала, что ты меня
– Ну, – сказал Адекор, – ты и правда пропал, а шахта такая глубокая, что архив алиби не принимает сигнала компаньона. Болбай представила это как идеальное убийство.
– Не могу поверить. – Понтер покачал головой. – Кто говорил от твоего имени?
– Я, – ответила Жасмель.
– Молодчина! – Понтер снова обнял её. – Адекор, мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти, – сказал он из-за плеча дочери.
– А уж как мне жаль, но… – Адекор пожал плечами. – Впрочем, рано или поздно ты всё равно бы услышал. Болбай считает, что я тебя ненавидел, потому что чувствовал себя в нашем проекте на вторых ролях.
– Чепуха, – отрезал Понтер, выпуская Жасмель. – Я ничего не добился бы без тебя.
Адекор склонил голову.
– Это очень великодушно с твоей стороны, но… – Он замолчал, потом развёл руками. – Но в её словах была доля правды.
Понтер положил руки Адекору на плечи.
– Возможно, теории и правда были больше мои, чем твои, – но это ты спроектировал и построил квантовый компьютер, и это твой компьютер открыл ворота в иной мир. Твой вклад теперь в сотни раз превышает мой.
Адекор улыбнулся.
– Спасибо.
– Так чем всё закончилось? – спросил Понтер, улыбаясь. – У тебя вроде голос писклявей не стал, так что, я полагаю, у неё ничего не вышло?
– На самом деле, – сказала Жасмель, – дело будет слушаться в трибунале завтра.
Понтер удивлённо покачал головой.
– Очевидно, мы должны добиться его отмены.
Адекор улыбнулся.
– Да уж будь так любезен, – сказал он.
На следующее утро к арбитру Сард присоединился иссохший морщинистый мужчина и ещё более морщинистая женщина; они сидели по сторонам от неё. Зал Серого Совета был набит зрителями, среди которых выделялись серебристыми одеяниями десяток эксгибиционистов. Даклар Болбай по-прежнему была одета в оранжевое, цвет обвинения. По залу пронеслась волна возбуждённого шёпота, когда вошедший в зал Адекор оказался одет не в синее, как подобает обвиняемому, а в легкомысленную широкую рубаху с цветочным узором и светло-зелёные штаны. Он прошёл прямо к вертящемуся табурету, с которым уже успел свести близкое знакомство.