Гомо акватикус (первое изд.)

«Рыба на рифах ходит так густо, — писал он далее, — что стрелять порой можно не целясь и без промаха… Рыбы, живущие на рифе, — это целая радуга цветов и невиданная причудливость форм и узоров. Большинство из рыб плоские, но они не лежат, как камбалы, а стоят торчком. В случае опасности им ничего не стоит уйти в промежутки между коралловых ветвей, и никакая барракуда их оттуда не вытянет… Вот рыба собака. Она украшена продольными черными и зелеными полосами. Свое название она, вероятно, получила за удлиненное рыло с выдвинутыми вперед зубами, которые сходятся, как створки пинцета. Целыми днями она откусывает отростки коралловых полипов. Обломишь ветку, и рыба собака буквально набрасывается на свежие ткани коралла… А это так называемые коралловые щетинозубы. Лимонно-желтая рыба с черным тонким орнаментом. Несколько штук с туловищем наполовину оранжевым, а наполовину ярко-лиловым. Есть даже алая с зелеными плавниками. Плавники у щетинозубов большие, как опахала, и очень нежные. Им не приходится метаться, прячась от хищников. Одно легкое движение — и щетинозуб под защитой „оленьих рогов“. Поэтому так нежны и причудливы их формы. Этих рыбок хочется назвать орхидеями рифа».

Таков был волшебный мир коралловых предместий «Карибского моря», где поселились Майко и Пепе.

Продолжение дневника Монтаньеса

17 июля, 4 часа 30 минут. Недавно ушел Кастельяни, наш врач. Он тщательно осмотрел нас обоих. Наш врач очень старательный человек.

Через окно я вижу Йозефа, он вышел поплавать, а я остался в доме.

Присмотр за здоровьем океанавтов возлагался на врача-физиолога Кастельяни. Еще в самом начале эксперимента он попросил у Пепе и Майко автографы и заставил решить несколько тестов. Сейчас он снова повторял свои наблюдения. Никаких изменений не произошло, ни в образе мышления, ни в координации движений, ни в мускульной силе. Врач остался доволен, океанавты тоже. Почерк был твердым, ответы на вопросы следовали так же быстро, как и прежде, на поверхности.

9 часов 30 минут. Уже вечер. Мы выходим из дома за образцами. Морская ночь гораздо темнее земной, и пространство под водой кажется безграничным. Но вокруг ничего, только ты и это безмолвие.

10 часов 10 минут. Мы снова в доме. В море все было спокойно и очень красиво. Никогда в жизни не видал таких красок. Я взял образцы планктона и личинок рыб, а также несколько видов мальков. Мы немного поплавали и пошли спать.

По официальному распорядку дня экипаж «Карибского моря» трижды в сутки покидал свое пристанище. Для страховки океанавтов в дневное время к ним через каждый час спускались аквалангисты. Они проверяли состояние подводного дома, наблюдали за действиями самих океанавтов. По ночам поочередно спускались военные водолазы, экипированные в мягкие скафандры со шлемами.

День третий.

9 часов 30 минут. Мы только что проснулись, спал я хорошо. А вчера вечером чувствовал себя усталым.

Чех и кубинец избежали тех недугов, которые когда-то мучили обитателей «Диогена». Однако некоторые записи Майко несколько напоминают признания Альбера Фалько. Вот, например.

12 часов 30 минут. Мне уже надоели и вопросы и сами корреспонденты. Хочется, чтобы все оставили нас в покое…

На кораблях, сопровождающих океанавтов, особенно на «012», постоянно толпилось много народу. Кубинская и чехословацкая пресса с пристальным вниманием следила за ходом эксперимента. Внимание журналистов становилось порой утомительным, и океанавты не всегда с охотой отвечали на их вопросы.

Но, пожалуй, самым смелым и находчивым оказался корреспондент Гаванского радио Хосе Вивес. Чтобы взять интервью у океанавтов, он сам спустился в подводную обсерваторию, предварительно обвязав микрофон магнитофона нейлоновой тряпкой. От микрофона на палубу корабля тянулся удлиненный шнур. Вивес неожиданно, как снег на голову, «свалился» в жилище океанавтов, а тут уж ничего не поделаешь — пришлось принять гостя.

Но давайте снова вернемся к дневнику Монтаньеса.