Гоморра

В Японии в честь портного невесты наследника трона был устроен государственный прием; берлинская газета посвятила шесть страниц портному первой женщины-канцлера. В статье говорилось о ручной работе и потрясающем качестве, фантазии, элегантности. Паскуале был в ярости, но открыто выразить свою ярость не мог. Каждый имеет право гордиться. В глубине души он понимал, что выполнил работу на отлично, но не имел возможности произнести это вслух. Он знал, что заслуживает большего. Но его даже не поставили в известность. Все раскрылось совершенно случайно. Ярость, как она есть, вызванная определенными причинами, с которыми, однако, ничего нельзя поделать. Он никому не может и слова сказать. Не может даже прошептать, глядя в завтрашнюю газету. «Я сшил этот костюм». Никто бы и не поверил. На вручение «Оскара» Анджелина Джоли пришла в костюме, сшитом Паскуале в Арцано. Небо и земля. Миллионы долларов и шестьсот евро в месяц. Когда все возможное уже сделано, когда талант, мастерство, усердие соединяются в одно целое, в действие, в практику, когда все это не способно ничего изменить, появляется желание раствориться в пустоте. Медленно исчезнуть, наблюдая за течением минут, погрузиться в их массу, как в зыбучий песок. Прекратить делать что-либо и пытаться, пытаться дышать. Больше ничего. Ведь ничто не изменит положение, даже сшитый для Анджелины Джоли костюм, который она надела на церемонию вручения премии.

Паскуале вы шел из дома, не закрыв за собой дверь. Луиза знала, куда он направляется, знала, что в Секондильяно, знала, к кому. Она бросилась на диван и по-детски уткнулась лицом в подушку. Почему-то вид плачущей Луизы вызвал в моей памяти строчки Витторио Бодини. В стихотворении говорилось о том, что предпринимали крестьяне с юга, лишь бы их во время Первой мировой войны не забрали в солдаты, не набили бы ими траншеи ради защиты границ, существование которых они отрицали. Такие строки:

В эпоху той войны крестьяне и контрабандисты / держали под мышками листья ксантийского табака, / провоцируя недуг. / Искусственный жар, мнимая малярия, / от которой бил озноб и стучали зубы, / отражали их приговор / правительствам и истории.

В плаче Луизы я услышал приговор правительству и истории. Не всплеск эмоций. Не сожаление о не получившей признания заслуге. Мне это показалось исправленной главой из «Капитала» Маркса, разделом из «Богатства наций» Адама Смита, абзацем из «Общей теории занятости» Джона Мейнарда Кейнса, примечанием из «Протестантской этики и духа капитализма» Макса Вебера. Добавленная или убранная страница, которую забыли написать или же писали на протяжении долгого времени, не ограничиваясь размерами страницы. Не акт отчаяния, а анализ. Жесткий, подробный, точный, аргументированный. Я так и видел Паскуале бредущим по улице, топающим ногами, как топают зимой, пытаясь счистить налипший на ботинки снег. Как ребенок, не понимающий, почему жизнь должна быть полна страданий. До настоящего момента ему это удавалось, Удавалось мириться с реальным положением вещей, выполнять свою работу, причем выполнять ее с удовольствием. Делать ее как никто другой. Но в ту секунду, когда он увидел актрису, облаченную в костюм, с такой любовью им сшитый, то почувствовал себя одиноким. Одним во всем мире. Потому что, когда твое знание существует исключительно внутри тебя самого, в пределах твоего собственного тела и мозга, это равнозначно незнанию. То же с работой: когда ты ее воспринимаешь лишь как средство, чтобы удержаться на поверхности, выжить, она становится худшим из одиночеств.

Я встретил Паскуале два месяца спустя. Ему поручили водить грузовики. Он перевозил все виды товаров — как легальные, так и нет — для предприятий, связанных с семьей Личчарди из Секондильяно. По крайней мере так говорили. Лучший портной на Земле курсировал на принадлежащих каморре грузовиках между Секондильяно и озером Гарда. Он пригласил меня на обед и прокатил на своей огромной машине. Его руки были красными, с разбитыми костяшками. У всех водителей грузовиков, вынужденных часами сжимать руль, руки коченеют и кровообращение ухудшается. В лице его не было спокойствия, эту работу он выбрал со злости на судьбу, отправляя свою жизнь ко всем чертям. Но невозможно вечно мириться с таким отношением, пора было послать все к чертям, пусть и ценой хорошей жизни. Мы обедали, когда Паскуале увидел своего приятеля и пошел поздороваться. Кошелек он оставил на столе. Из кармашка торчала сложенная вчетверо газетная страница. Я достал ее и развернул. Это оказалась фотография Анджелины Джоли, одетой в белое. В сшитый Паскуале костюм. Пиджак был надет на голое тело. Нужно иметь настоящий талант, чтобы не одеть, одевая. Ткань должна быть неотделима от тела, позволяя различить то, что под ней, только во время движения.