Гоморра

Тамбурино: «Нашего Козимино ничем не проймешь, говорит: „Давайте есть, пить и трахаться“. Что тут поделаешь… уже случилось, надо двигаться вперед».

Петроне: «Но мне кусок в горло не лезет. Я поел только потому, что надо есть…»

Призыв к сражению не должен отдавать отчаянием. Обязательно надо демонстрировать, что победа уже в ваших руках. Войско — то же предприятие. Кто выставляет напоказ свое бедственное положение, кто бежит, исчезает, замыкается в себе, тот уже проиграл. Есть, пить и трахаться. Как будто ничего не произошло, как будто ничего не происходит. Но оба участника разговора трясутся от страха, им неизвестно, сколько человек перешло на сторону «испанцев», а сколько осталось с ними.

Тамбурино: «Откуда нам знать, сколько к ним переметнулось… мы понятия не имеем!»

Петроне: «Ага! Сколько человек с ними связалось? Здесь их полно осталось, Тоторе! Я не пойму… этим… им что, Ди Лауро не нравятся?»

Тамбурино: «Знаешь, что бы я сделал, если бы был на месте Козимино? Начал бы мочить всех подряд. Даже когда есть сомнения… без разбору. Начал бы убирать… ты меня понимаешь! Первый слой грязи…»

Всех поубивать. Всех подряд. Даже когда есть сомнения. Даже когда неизвестно, на чьей они стороне, и неизвестно, есть ли у них вообще какая-то сторона. Стреляй! Это грязь. Грязь, обычная грязь. Перед лицом войны и опасностью поражения союзники и враги становятся взаимозаменяемыми. Их рассматривают уже не как людей, а как объекты для проверки и демонстрации собственной силы. Только после этого вокруг образуются противоборствующие стороны, союзники, враги. До того надо начать пальбу.

30 октября 2004 года они приходят в дом Сальваторе Де Маджистриса, шестидесятилетнего синьора, женатого на матери Бьяджо Эспозито, «раскольника» и «испанца». Они хотят знать, где прячется пасынок. Ди Лауро должны расправиться со всеми отщепенцами до того, как они мобилизуют силы, как поймут, что их больше. Старику палкой ломают руки и ноги, разбивают нос. При каждом ударе спрашивают о сыне его жены. Он не отвечает, каждый отказ говорить сопровождается новым ударом. Его пинают ногами, он должен сознаться. Но не сознается. Может, и правда не знает, где прячется Эспозито. Он умрет после месяца агонии.

2 ноября на парковке убивают Массимо Гальдьеро. Его убили вместо брата, Дженнаро, предполагаемого друга Раффаэле Амато. 6 ноября на виа Лабриола погибает Антонио Ландьери, чтобы достать его, обстреливают группу людей, шедших рядом. Пять человек получат тяжелые ранения. Все они курировали кокаиновую точку и вроде работали на Дженнаро МакКея. «Испанцы» решают ответить, и 9 ноября посреди улицы обнаруживается белый «фиат-пунто». Убийцы обошли блокпосты и оставили машину на виа Купа Перрилло. Средь бела дня полиция находит три трупа: Стефано Маисто, Марио Маисто и Стефано Маурьелло. Какую дверь ни откроют, везде по трупу. Впереди, сзади, в багажнике. В Муньяно 20 ноября убивают Бьяджо Мильяччо. За ним приходят на работу в автосервис. Говорят: «Это ограбление» — и стреляют в грудь. Целью был его дядя Джакомо. В тот же день «испанцы» отвечают расправой над Дженнаро Эмоло — отцом верного соратника Ди Лауро, осужденного за участие в силовой группировке. 21 ноября Ди Лауро убивают помощников Раффаэле Аббинанте — Доменико Риччо и Сальваторе Гальярди, пока те находятся в табачной лавке. Час спустя убивают Франческо Тортору. Киллеры приезжают на машине, а не на мотоцикле. Приближаются к жертве, стреляют, поднимают тело, как мешок, засовывают в машину и везут на окраину Казаваторе, где поджигают автомобиль вместе с трупом. Два в одном. В ночь на 22 ноября карабинеры находят сгоревшую машину. Другую.

Для отслеживания событий файды[21] я приобрел приемник, который ловит полицейскую волну. Поэтому на своей «веспе» я приезжал к месту событий почти одновременно с полицией. В тот вечер я уснул. Мерное дребезжащее бормотание центрального поста звучало для меня как колыбельная. Поэтому о случившемся узнал из телефонного звонка. На месте происшествия я увидел дотла выгоревшую машину. Ее облили бензином, литрами бензина. Бензин повсюду. На передних сиденьях, на задних, бензин на колесах и руле. Когда приехали пожарные, пламя уже поутихло, а стекла все вылетели. Не знаю, почему я так рванул к обугленному остову. Кругом стояла жуткая вонь от горелого пластика. Рядом почти никого, патрульный дорожной службы с фонариком в руке заглядывает внутрь. Там тело или что-то очень на него похожее. Пожарные открыли дверцы машины и вытащили труп, морщась от отвращения. Карабинеру плохо, его рвет съеденными несколько часов назад пастой и картошкой. Тело являло собой негнущуюся почерневшую колоду, вместо лица — обуглившийся череп, кожа на ногах полностью обгорела. Мертвеца вытащили за руки и положили на землю, дожидаясь труповозку.