Гомункул

«Кучер! Там же был кучер!» — запоздало мелькнула испуганная мысль; не устояв на ногах, Годелл повалился на мокрую мостовую. Пистолет отлетел прочь, стуча по брусчатке. Даже рухнув, табачник не смог оторвать от себя цепкого прыгуна. Удары за спину ничего не дали, а нападавший пропихнул руку под плечо Годелла и этим рычагом уперся ему в основание шеи сзади. Подбородок Годелла вдавился ему в грудь. Табачник вслепую пытался отыскать какую-нибудь опору и, когда его правая нога наткнулась на бордюрный камень, сумел оттолкнуться и встать на колени.

Нападавший оказался на удивление легок, но тем не менее давление на горло Годелла лишь возросло. Шляпа налезла ему на глаза и, не желая слетать, застряла там так же прочно, как и человек на спине. Косясь из-под тульи, Годелл стал свидетелем появления из-за угла двух подручных Шилоха; старый проповедник тем временем нагнулся подобрать упавший пистолет.

Годелл рванулся было туда же, но тяжесть противника не давала ему необходимой свободы. Он встал и выпрямился; прыгун висел цепко, как клещ. Оставалось только одно, и Годелл, набирая скорость, спиною вперед вбежал в стоящий рядом брогам.

От удара коляска закачалась на рессорах; встревоженная лошадь рванулась вперед. Над ухом у Годелла раздался гортанный взвизг — прыгун дернулся в сторону, увлекая его за собой и опять лишая равновесия. Снова падая на мостовую, Годелл видел, как Шилох уклоняется от взмахов трости, плясавшей в руках у Нелл. Женщина ухватила это орудие за конец и, когда Шилох предпринял неуверенную попытку дотянуться до упавшего пистолета, с размаху впечатала в ухо проповеднику полумесяц рукояти из слоновой кости. Не останавливаясь, Нелл тут же развернулась и всадила наконечник трости в горло толстяку в тюрбане, только теперь подоспевшему на помощь поверженным сотоварищам.

Годелл потянулся к пистолету, тяжело перекатился на бок и угрожающе потряс оружием. Толстяк стоял на коленях посреди общей суматохи, пытаясь вернуть себе дыхание. Проповедник сидел на брусчатке, медленно качая головой; из-под волос у него сочилась струйка крови, а глаза метали в Нелл темные молнии, исполненные ненависти и боли. Кучер брогама лежал недвижно, запутавшись конечностями в спицах заднего колеса, которое защемило ему ногу в тот самый миг, когда лошадь одним рывком смела его с уютного насеста на спине Годелла.

Схватку, разумеется, следовало счесть завершенной, но Годелл медлил в замешательстве. Тащить ли с собой старика? Но Нелл уже шагала прочь, унося с собою его любимую трость. Небо было ясным и серым, в утренней тиши слышался цокот копыт: приближался чей-то экипаж. Для острастки Годелл еще раз взмахнул пистолетом и поспешил вслед за Нелл Оулсби. Оглянулся он, лишь миновав перекресток с Лексингтон-стрит двумя кварталами дальше: две уродливые фигуры живых мертвецов высились над своим поникшим, неловко скрючившимся хозяином.

IX БЕДНЫЙ, БЕДНЫЙ БИЛЛ КРАКЕН

Уиллис Пьюл стоял, навалившись грудью на перила набережной, и озирал суету Биллингсгейтского рынка. Солнце успело приподняться над линией горизонта и сквозь просветы в облаках ласкало рыжеватыми бликами тихие воды Темзы. Мокрые от дождя булыжники улиц были умилительно чисты. При других обстоятельствах утро могло показаться довольно приятным, учитывая идиллический пейзаж дока: мачты и снасти парусников тянутся в бледно-лиловую вышину над рядами качающихся у пристани рыболовных судов, а сотни рыбаков заняты выгрузкой на берег ночного улова. Все бы хорошо, но Пьюлу так и не удалось сомкнуть глаза прошлой ночью. Нарбондо желает получить нового карпа, да поскорее; его собственный экземпляр погиб от воспалении плавательного пузыря. Вылазки в океанариум никак нельзя устраивать по два раза на дню. Имелись шансы, что рыбоводы из хозяйств Клингфорда выставят карпов на продажу в Биллингсгейте. Если те окажутся свежими и не начнут сохнуть еще по пути сюда, у компаньонов появится надежда все-таки преуспеть в возрождении Джоанны Сауткотт из могильного праха.

Горбун еще долго рвал на себе волосы, стоило старику уйти, прихватив с собою и Нелл Оулсби. Нарбондо из ума выжил, если взаправду считал, что им удастся хоть как-то расшевелить груду костей на мраморной крышке стола, но еще большим безумием было доверять Шилоху в части исполнения его стороны сделки. Проповеднику ничего не стоило надуть их, а власть его все усиливалась. Пьюл видел, как с полдюжины его обращенных бродили по рынку; многих немедля приставляли к делу — заворачивать рыбу. И никто из этих приверженцев, кажется, не был мертвецом, оживленным стараниями Нарбондо. Даже самый нелепый, надуманный и мерзкий культ способен обрести иллюзорную весомость просто за счет количества адептов.

Пьюл задумался, как раскроются его возможности, если он свяжется с Шилохом, станет обращенным. Он мог бы проделать это втайне, не порывая с Нарбондо, и тогда уже стравливать этих двоих, как вздумается… Пьюл уставился в свой кофе, не слыша свиста, криков и воплей нагруженной корзинами толпы вокруг.