Гомункулус

Первый космонавт. Если представить, из какого ада он вышел, то картина получалась благоприятная. Ожоги 15 процентов тела. Лучевая болезнь. Тепловой удар. Мозг не поврежден. Произведено переливание крови. Лобов посмотрел документы. Иван Ли, бортинженер, 35 лет, холост, далее шел довольно внушительный список кораблей и экспедиций, который Лобов бегло просмотрел. Вторая специальность - философ. Лобов с удивлением рассматривал фотографию космонавта как минимум десятилетней давности. Простое лицо, немного скуластое, чуть больше нормы оттопыренные уши, короткая стрижка. Кто бы мог подумать, что этот парень - любитель мудрости. Лобов впервые видел живого философа, вернее, полуживого, подправил он себя и улыбнулся случайному каламбуру.

Лобов перешел к следующему космонавту. Алан Узунашвили. Бортинженер, 30 лет, холост. Другие профессии - навигатор и программист. Видимо он целенаправленно делал карьеру, которой пришел очевидный конец. Ожоги до девяноста процентов. Мозг поражен на треть. Ему не выжить, решил Лобов, но если и выживет - он останется слеп и глух. Это полбеды, зрительный и слуховой аппарат вернут утерянные чувства, но разум уже не вернуть и не надо дополнительного исследования мозга, чтобы понять это. Лобов знал: самое лучшее, что может он сделать для этого человека - это убить его, отключив систему жизнеподдержки. Знал он и то, что не сможет этого сделать. Странное и непонятное беспокойство охватило его. Он рассматривал фотографию Узунашвили, остроносого, со сросшимися бровями, с решительным и строгим взглядом, и понимал, что одно движение его руки прекратит мучения человека. Что кроется за лихорадочными всплесками мозговой деятельности? Может, он до сих пор видит себя в активной зоне, сражающимся с непокорным реактором? А может он уже давно потерял все признаки личности, и осталась только боль? Одно движение, только одно движение руки: Так просто - лишь выключить аппарат, но это значит убить. Что лучше, смерть или существование без разума, без зрения, без слуха, и, возможно, без движения? Лобов твердо знал - для себя он предпочел бы смерть. В конце концов, пусть решает Харрис!

Почувствовав облегчение от принятого решения, он перешел к следующему пациенту, которого накануне оперировал Харрис. Тот пришел в себя и вымученно улыбнулся Лобову.

- Как вы себя чувствуете?

- Превосходно. Словно второй разё родился:

Лобов посмотрел историю болезни и невольно присвистнул. Множество и трещин, перелом позвоночника, плюс сотрясение мозга. Харрису буквально пришлось выпотрошить его, что бы скрепить переломы.

Космонавта звали Альберт Стром - пилот, физик и планетолог в одном лице. Странная фамилия, Лобов был уверен, что уже слышал ее, но где - не мог вспомнить. Ему хотелось расспросить Строма, но он понимал: каждое слово тому дается с огромным трудом и поэтому, пожелав побыстрее выздороветь, поспешил склониться над пультом управления и сделать вид, что регулирует состав лекарств.

Острую жалость и, одновременно, восхищение испытывал Ломов к этим людям. Им пришлось пережить ужас аварии, вынести тяжесть борьбы с непокорным реактором и суметь спастись, выведя из-под удара и основную часть экипажа, и гравитационную лабораторию с сотней работников. Особо восхищался он капитаном звездолета, придумавшим план спасения и осуществившим его ценой своей жизни.

Вошел Харрис. Увидев спящую Луизу, поморщился, но ничего не сказал. Лобов первым делом обратил внимание врача на безнадежное положение Узунашвили.

- Hе выживет, - покачал головой Харрис, - но с эвтаназией спешить не будем. Hадо сделать сканирование мозга. - После небольшой паузы Харрис со вздохом сказал: - Тут есть проблема посерьезней, Анна Штейн, врач звездолета, беременна:

- Hу и что? - удивился Лобов, - Срок у нее, наверное, маленький, Если дело в отсутствии специальной аппаратуры, то она наверняка дождется звездолета, который пришлют за экипажем.

- Вы что, не понимаете? - Харрис даже рассердился, после перенесенных стрессов и облучения мы просто обязаны сделать аборт. Отсутствие аппаратуры - пол беды. Сама Штейн категорически против этого.

- Если она против, тогда чего вы волнуетесь?

- Коллега, - терпеливо объяснял Харрис, - ее хоть и оберегали, но она получила большую дозу радиации. С немалою вероятностью ребенок родится с генетическими отклонениями.

- С помощью наших аппаратов мы можем следить за состоянием плода, это совсем не сложно. И если будут патологии, тогда примем решение. Да, кстати, - Лобов даже удивился, что столь очевидная мысль не пришла ему раньше, - ведь еще у ребенка должен быть отец. Hадо спросить его мнение.

- Вот это как раз невозможно, - вздохнул врач, - его отец - капитан "Искателя".

- Вот как!

- Именно. Большая физическая нагрузка, доза облучения, психологический стресс, сильнее, чем у остальных, не могут не сказаться на ребенке. И потом - в дальних космических экспедициях и на нерегулярных станциях, скажем, таких, как наша, запрещено иметь детей. У нас ведь даже нет соответствующей аппаратуры.