Гончаров

Кто же этот Михаил Васильевич? Оказывается, законоучителем и настоятелем храма в Московском коммерческом училище был ни много ни мало отец знаменитого историка Сергея Михайловича Соловьева и дед философа Владимира Соловьева — протоиерей Михаил Васильевич Соловьев (умер в 1861 году). Имя его до сих пор не значилось в списке знакомых Гончарова. Это был весьма просвещенный человек, к тому же снисходительный и добрый. Известно, что, как истинный священник, он никогда никого не осуждал. Этому, видимо, учил и своих воспитанников. Он был очень ласков с детьми. Михаил Васильевич всю жизнь (43 года) прожил при Московском коммерческом училище и в 1860 году перевелся на священническое место при церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Левшине. Там он очень тосковал о Коммерческом училище. Получив образование в Славяно-греко-латинской академии, Михаил Васильевич отличался начитанностью, свободно говорил по-французски, всю жизнь пополнял личную библиотеку, хорошо знал греческий язык. Хотя у нас нет пока сведений о деятельности отца Михаила в Коммерческом училище, о том, как преподавал он свой предмет, можно видеть, что в письме к брату Гончаров не отмечает Закон Божий среди других плохо преподаваемых предметов и не упоминает Михаила Васильевича в своем критическом эссе. Надо думать, что все-таки священник Соловьев, умевший привить любовь к знаниям своему сыну, будущему знаменитому историку, отличался от тех преподавателей Коммерческого училища, которых не мог вспомнить добрым словом Гончаров. Вера отца Михаила была живая. Он мечтал, чтобы его дети и внуки наследовали священство. Известно, что он пытался определить своего сына сначала в духовное училище. И, лишь видя, что Сергей Михайлович не проявляет никакого интереса к священству, но со всею страстью отдается науке, решил не противиться наклонностям сына. Известно, что Михаил Васильевич «некогда привел его (Владимира Соловьева. — В. М.), ребенка 7–8 лет, в алтарь, поставил на колени перед престолом и, произнеся пламенную молитву, благословил его на служение Богу»[71]. Очевидно, что при таком духовном настрое живую любовь к Богу прививал отец Михаил и воспитанникам Коммерческого училища.

По воскресным дням будущий писатель посещал Никитский женский монастырь. Московское коммерческое училище находилось в самом центре Москвы, на Остоженке. От Остоженки до Никитской улицы было недалеко. Однажды Гончаров встретил в церкви… самого Александра Сергеевича Пушкина! Ему в то время было 16–17 лет, и он уже начал читать стихи великого поэта. «Пушкина я видел впервые… в Москве в церкви Никитского монастыря. Я только что начинал вчитываться в него и смотрел на него более с любопытством, чем с другим чувством».[72] Пушкину суждено будет занять в жизни Гончарова совершенно особое место. Поэт сразу стал его кумиром, предметом внимательнейшего изучения, благоговейного почитания. Знакомство с творчеством великого поэта, пожалуй, было главным в образовании Гончарова в этот период его жизни. Уже в 1874 году он вспоминал об этом времени: «Имя Пушкина… запрещали в школах». В это время Гончаров, как известно, «читал все, что попадалось под руку, и писал сам непрестанно».[73] В основном «под руку попадались» авторы отошедшего XVIII века: В. А. Озеров,[74] М. М. Херасков,[75] Г. Р. Державин, И. И. Дмитриев,[76] Н. М. Карамзин… «И вдруг Пушкин! Я узнал его с «Онегина», который выходил тогда периодически, отдельными главами. Боже мой! Какой свет, какая волшебная даль открылась вдруг, и какие правды — и поэзии, и вообще жизни, притом современной, понятной, — хлынули из этого источника, и с каким блеском, в каких звуках! Какая школа изящества, вкуса, для впечатлительной натуры!» Может быть, именно произведения Пушкина натолкнули юношу Гончарова на мысль о писательстве. В Коммерческом училище юноша начал задумываться об этом, зачитываясь произведениями не только Пушкина, но и современных европейских авторов, в особенности французских. Это было «повальное чтение, без присмотра, без руководства и без всякой, конечно, критики и даже порядка и последовательности…». В училище он прочёл многое из В. Гюго, Э. Сю,[77] А. Дюма, Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского… Всё это, по его собственному признанию, «не могло не подействовать на усиленное развитие фантазии, и без того слишком живой от природы».