С этой точки зрения драматическая коллизия романа — это коллизия самопознания и попыток борьбы с самим собой доброго, но гибнущего человека. Притом у Обломова нет явных врагов, нет борьбы с какими бы то ни было противниками. Вся борьба замыкается на самом себе, она происходит в душе Ильи Ильича. Остальные герои лишь оттеняют и иллюстрируют эту внутреннюю борьбу Обломова с самим собой. Штольц хотя и обладает противоположными качествами характера, натуры, менталитета, но вовсе не является врагом Обломова, «конфликтующей стороной». Агафья Матвеевна вовсе не входит в конфликт с Ольгой Ильинской. Это конфликт в душе Обломова. Даже Тарантьев, которому Обломов дает пощечину, вовсе не враг Ильи Ильича, а всего лишь дополняющий его «двойник». Не случайно, когда Обломов умирает, он как бы продолжает присутствовать в романе, и всё продолжает крутиться вокруг его имени. Его вспоминает добрым словом Захар, к нему на могилу ходит и молится о нем Агафья Матвеевна, живущая лишь памятью об Илье Ильиче, который просиял в ее жизни, как солнце. Штольц и Ольга Ильинская воспитывают ребенка Ильи Ильича. Обломову не с кем конфликтовать в романе: его фигура столь велика, что она как бы вбирает в себя всех остальных героев, которые лишь акцентируют и оттеняют драматизм главного конфликта романа: Обломов против Обломова.
Драматизм этой борьбы не просто велик: речь идет о смысле жизни человека. Вопрос же смысла человеческого бытия для Гончарова однозначно разрешается в религиозном ключе, хотя и опосредуется вопросами общественного и нравственноличностного существования героя. В этом смысле роман «Обломов» есть православный роман о духовном сне человека, о попытке «воскресения» и, наконец, об окончательном погружении в «сон смертный».
Слово «сон» в «Обломове», несомненно, многозначно, оно несет в себе различные смыслы. Это и сон как таковой: лежание Ильи Обломова на диване стало символическим обозначением «русской лени» героя. Это и сон-греза, сон-мечта, сон-утопия, в рамках которого развиваются в романе созерцательнопоэтические мотивы. Несомненно, присутствуют ассоциации со сказкой о спящем царстве.
[201]Фольклорный пласт романа вообще играет большую роль, недаром Гончаров упомянул волшебную сказку о Емеле и щуке. Уже современники заметили в «Обломове» нечто сказочное. [202]При всем том, что в «Обломове» встречаются и другие сказочные сюжеты (сонное царство, спящая царевна), именно сказка о Емеле-дураке вырастает в романе до значения национальной утопии. Гончаров назвал сказку о Емеле и щуке «сатирой», но безусловно чувствовал иную сторону в характере героя. Писатель пытался разгадать ни много ни мало тайну национального характера. Он не мог и не хотел сформулировать это словами. Он опирался только на художественную интуицию — и создал необычайно объёмный по смыслу пластический образ. Обломов, как и сказочный Емеля, герой принципиально «запредельный», неисторический, живущий в «ином царстве»(Е. Трубецкой). А живет это царство по законам сердца. Сердечный герой — герой «не от мира сего». Романист прекрасно видит борьбу в русской душе мечты о «даровом богатстве» и мечты о высшей духовности, не досягаемой в земном пределе. [203]И то и другое важно для понимания образа. Однако и то и другое — лишь телесно-душевная форма «сна смертного», сна духовного, «сна уныния», отнимающего у человека надежду на спасение бессмертной души. Описывая лежащего «в лености», «падшего» на диван и «обленившегося» Обломова, Гончаров, разумеется, имеет в виду не одну лишь примитивную бытовую лень, не только лень душевную, но и духовную.Вышедший из недр почти языческой Обломовки, усвоившей христианские истины едва ли не только с их обрядовой стороны, Обломов несет на себе ее родимые пятна. Если пользоваться терминологией протоиерея Георгия Флоровского, то в Обломовке несомненно господствует «ночная» культура, еще тесно связанная с язычеством.
[204]Флоровский акцентирует ту мысль, что «изъян и слабость духовного развития» русского человека состоит в «духовной неоформленности», в недостаточности «аскетизма», в излишней поэтической мечтательности и созерцательности.Илья Обломов — выходец из полуязыческой-полухристианской Обломовки, а потому он несет на себе и ее грехи. Он и чувствует свой грех: «С первой минуты, когда я сознал себя, я почувствовал, что уже гасну… гаснул и тратил по мелочи жизнь…» Крупным планом в романе дан главный момент жизни Обломова: попытка подняться, проснуться от «сна смертного». Встав перед вопросом о гибели своей души и сказав себе: «Теперь или никогда!» — после исповедального разговора со Штольцем, — Илья Обломов готовится от слов перейти к делу. Решение настолько серьезно, что Обломов весьма трезво пытается оценить ситуацию: «Вслушиваясь в отчаянное воззвание разума и силы, он сознавал и взвешивал, что у него осталось еще в остатке воли и куда он понесет, во что положит этот скудный остаток».