За что же другим так трудно достигать его? Где же вечное Правосудие? Бог вечно милосерд, это правда, но не слепо, иначе бы Он был пристрастен!
Притом же «Возрожденный Манфред» и в небо, в вечность, стремится через даму и ради нее и там надеется, после земного безверия, блаженствовать с нею и через нее, все-таки презирая мир. Но ведь он мудрец, должен знать, что в земной любви женщине, даже так называемой возвышенной любви, глубоко скрыты и замаскированы чувственные радости. Зачем же искать продолжения этого в небе, где не «женятся, не посягают» и где, по словам Евангелия, живут как Ангелы. Она, хотя возражает ему, что надо любить не ее одну, а все живущее, однако же уверяет потом, что она будет с ним вдвоем неразлучна. Эгоисты оба!»
В этом отзыве Гончаров предстает как богословски подготовленный, догматически мыслящий христианин, знакомый с учением церкви не только в общих чертах, но и по учению Святых Отцов. Романист говорит о том, что примирение человека с Богом не сводится к тому, что человек «немного помолится, попостится». Гончаров как бы напоминает великому князю, что в основе такого примирения и прощения грехов лежит покаяние, которое выражается не столько в словах раскаяния или даже молитве, посте, но в серьезном, драматическом для человека исправлении своей жизни. Гончаров никогда не ссылался на Святых Отцов, никогда не обнаруживал перед кем-нибудь свою начитанность в богословской литературе, но, несомненно, был знаком с писаниями Святых Отцов, что так ярко обнаружилось в данном случае.
Нет сомнения, что подобные замечания помогали великому князю не только как поэту… Очевидно, что не только литература связывала автора «Обломова» и Константина Константиновича. Оттого-то такой симпатией к стареющему писателю дышат письма великого князя: «Я боюсь, что мне никогда не удастся убедить Вас, что каждая строка из-под Вашего пера, не говоря уже про личные посещения, приносят и жене и мне только самое большое удовольствие и неподдельную радость. Никакие сильные мира сего не могут помешать нам встречать Вас всегда и неизменно с распростертыми объятиями, как милого и дорогого человека». Суть отношений великого князя и Гончарова выражена в стихотворении Константина Константиновича под названием «И. А. Гончарову»:
Стареющему Гончарову трудно было в переписке с K.P. Ведь нужно было, с одной стороны, удержаться от лести, а с другой — не обидеть царственную особу. Стараясь свернуть переписку, в письме от 14 октября 1888 года он наконец скажет: «Быть только приятным и льстивым я по натуре своей тоже не могу, между прочим и потому, что этим еще больше можно повредить молодому таланту».
Сергей Александрович
Великие князья и наследники престола всегда воспитывались в атмосфере высоких духовных и культурных запросов. К сожалению, мало написано о них как о людях не политики, а культуры. Если о великом князе Константине Константиновиче существуют исследования, рассматривающие его личность как поэта, драматурга, его связи с известными писателями, то нельзя этого сказать о великом князе Сергее Александровиче. Исключения редки.
[383]Еще в 1871 году Гончарова намеревалась представить великому князю Сергию графиня A.A. Толстая, фрейлина императрицы, находившаяся с романистом в дружеских отношениях. Это представление состоялось несколько позже. Во всяком случае, достоверно известно, что уже в 1879 году Гончаров лично читает великому князю Сергию рукопись очерка «Литературный вечер», в котором дается как бы раскладка идейных сил в современном русском обществе. Об этом упоминается в недавно опубликованном письме Гончарова к графине A.A. Толстой от
1 января 1880 года: «Конечно, я не решился бы на все это, если бы Велик[ий] Кн[язь] Сергий Александрович не заинтересовался лично прослушанной им от меня первой половиной очерка и не выразил мне лестного для меня желания, чтобы весь очерк был обработан до конца и напечатан, так как я писал его только с целию прочитать в интимном кругу, а не печатать».
[384]К этому времени отношения писателя с великим князем Сергием приобретают более предметный характер. Известно, что с 1880 по