Гончаров и портрет дьявола

Дома меня ждало новое несчастье. Плачущая дочь бросилась мне на грудь и захлебываясь рассказала, что десять минут назад маму увезли в больницу, признав у неё инфаркт. - Но раньше ей позвонил какой - то мужчина. Рассказывала дочка. - Я передала маме трубку и она спросила, кто звонит. А потом она побледнела и повалилась на пол. Я испугалась и побежала к тете Шуре. Тетя Шура вызвала Скорую помощь и они отнесли её на носилках в машину.

Я сразу понял, что звонил тот подонок. Не переодеваясь тут же поехал в больницу, но к Любе меня не пустили, объяснив, что ей нужен полный покой.

Через две недели её выписали. Я привез её болезнено бледную и тут же уложил в постель, запретив думать о случивемся. Ночью она меня разбудила.

- Гера, - торопливо заговорила она, - а ведь я нашла выход. Может быть мне съездить к своей подруге в Самару, или...

- Успокойся и забудь. - Поправляя ей подушку взмолился я. - В конце концов жили раньше без джипа, проживем и сейчас. Продадим машину, магазин, заплатим штраф и расчитаемся с производителями за арестованный товар. Все нормально, у нас с тобой ещё остануться деньги. Откроем маленький магазинчик и будем понемногу клевать зернышки. Самое главное, не расстраивайся, все будет хорошо.

- Нет, Гера, я думаю по другому. Мы возьмем в долг у Гринберга сроком на шесть месяцев. Я знаю, он даст под десять процентов. Но просить его об этом должен ты.

- Люба, - попытался я её образумить, - ну зачем нам опять эти лишние волнения.

Но она была непреклонна и чтобы её не расстраивать я согласился.

Станислав Гринберг, войдя в наше положение, ссудил миллион и уже через неделю мы были чисты перед государством и поставщиками. Теперь нужно было работать, работать и работать.

Любу из дома я пока не выпускал. Задыхаясь в бешенной гонке закрутился один. Сам сел за руль старенького КАМаза и заколесил по странам СНГ, выбирая товар подешевле и оплату по реализации. К августу дела начали выправляться и я уже расчитывал пораньше вернуть ссуду.

Шестнадцатого августа я подъехал к "Гранду" к семи часам и потерял сознание.

Магазин взломали под утро. То что смогли вытащить, вытащили, а остальное облили бензином и подожгли. По свидетельству соседей загорелся он под утро, часов в пять с минутами. Пожарные прибыли почти сразу, но сделать уже ничего не могли.

Охранник исчез неизвестно куда. Возможно он убежал от страха, а может быть его увезли с собой грабители и не желая оставлять свидетеля, где нибудь прихлопнули. Но тогда я об этом не думал. Единственной моей задачей было скрыть все это от Любы. Махнув рукой на пепелище я помчался домой, но уже не успел.

Люба с телефонной трубкой в руке лежала на полу. Глаза у неё были приоткрыты. Я подумал, что она жива и это просто второй инфаркт. Не двигая её с места я вызвал скорую. Они приехали только для того, чтобы выразить мне свое соболезнование.

Вскрытие показало обширный инфаркт. У неё как будто изнутри взорвалось сердце.

Это был конец, и не только для нее, но и для меня. Помимо ссуды Гринберга, я столько же был должен был производителям и поставщикам. Если бы не ответственность перед дочерью, я в тот же день залез бы в петлю, но Майя была у нас поздним ребенком. Она только закончила седьмой класс. повеситься и бросить её на произвол судьбы? Такого бы Люба мне не простила. Надо было думать и что-то делать.

В день похорон тот подонок позвонил опять.

- Вот видите к чему привело ваше ослинное упрямство. - Мерзким менторским голосом проговорил он. - Пожалев половину вы лишились всего. Надеюсь, что впредь вы будете умнее. Выражаю вам свои соболезнования и до свидания.

В бессильной злобе я послал его на три буквы, разбил телефон и упав возле гроба зашелся в истерике.

Но я обязан был жить. Глядя на несчастную дочь это я решил твердо.

После похорон, я как Сизиф, вновь покатил свой камень. За продажу обгоревшего салона я выручил миллион. За джип мне заплатили триста пятьдесят тысяч. Расчитаться с долгами всего этого не хватало. Оставалась элитная трехкомнатная квартира, которую я тоже поставил ребром. Она оказалась не такой дорогой как я думал. За неё мне дали лимон двести. За двести я купил самую дешевую двухкомнатную "хрущевку", а за триста оформил крохотный модуль, где сам встал за прилавок.

Первый товар я приобрел на деньги вырученные от продажи мебели, ковров и личного барахла. Я продал все что можно, начиная от перстня и кончая дорогой одеждой. Остался только Любин гардероб, но трогать его я не имел права. Через пару лет Майке он будет как раз. Даже дорогую посуду я выставил на продажу в своем комке и как это не смешно, она явилась моим почином.

Костя, наверное я тебе уже надоел?

- Нисколько. - Ты ешь, подкладывая ему в тарелку омлет заверил я. Твоя роковая судьба заинтересовала меня всерьез.

- Это ещё не все, самое страшное впереди.

- Что может быть страшнее? - Протягивая ему рюмку спросил я. - Кажется итак все получил сполна. Не понятно только за что тебе такие напасти?