Гончаров приобретает популярность

– А я, напротив, весьма вам за это благодарен, и в знак искренней признательности позвольте мне предложить вам добавочную порцию макарон. Или вы уже сыты?

– Накладывай, дурак, и давай сюда свою водку.

– Прошу, мадам, – пододвигая ей пластмассовый стаканчик, ответил я.

– Послушай, Гончаров, – выпив водку, затеяла она разговор, – если реально, то сколько ты хочешь? Только реально.

– Свою сумму я вам уже называл и менять ее не намерен. Извините, мисс, но это не в моих правилах. Кушайте тюрю, молочка-то нет.

– Ну и прохвост же ты, Гончаров! Вымогатель!

– А вы главарь банды убийц и грабителей. Так кто из нас хуже?

– Это еще нужно доказать, – заносчиво ответила она и драматично дернула ошейник. – Меня и выпустили за недоказанностью.

– А мы докажем, – успокоительно похлопал я ее по плечу. – На этот раз докажем.

– Хрен вам с маком! Не на ту нарвались, да и власть нынче другая. Не выйдет!

– Поживем и увидим. Вы, Наталия Николаевна, понапрасну не расстраивайтесь, сердца не рвите. Лучше выпейте еще стаканчик, да я поведу вас в опочивальню.

– Куда это еще? – насторожилась она, нервно дергая подбородком.

– Да тут недалеко. Уютный погребок. Тепло и сыро!

– Мне и здесь неплохо, – вцепилась она в столешницу. – Совсем неплохо!

– Мне тоже, но джентльмену спать под одной крышей со столь благородной дамой просто непозволительно. Это кинет тень на ее репутацию.

– Ничего, я позволяю джентльмену эту ночь провести со мной. А что будет утром?

– Об этом мы узнаем только тогда, когда сюда приедет тот большой и добрый дядя.

– Добрый? – нервно расхохоталась она. – Он убийца!

– Вот как? Как вы только могли такое ляпнуть! Ужас!

– Чего тут ляпать, когда я своими глазами видела, как он крякнул Валентина.

– Господи, у вас, наверное, плохо со зрением, но ничего, в тюремном госпитале вам глаза подлечат, и тогда вы будете видеть истинное положение вещей. Пойдем, сука!

– Не надо, кажется, я уже начинаю прозревать.

– Трудно поверить. Не может слепой в одночасье стать зрячим, но, как бы то ни было, все одно ночевать ты пойдешь в погреб.

Кинув ей для комфорта старый матрас и полковничью шинель, я захлопнул погреб, а сам, во избежание неприятностей, улегся сверху.

Рано утром она попросилась в туалет, угрожая в противном случае испортить нам капусту и прочие скудные припасы, собственноручно выращенные тестем. Пришлось подчиниться. При свете дня вид ее был комичен и ужасен. С растопыренными лохмами, фиолетовыми синяками и в полковничьей шинели, я повел ее в летний сортир. Определив ей необходимое время, я уселся в ожидании под яблоней и собрался закурить.

Тесть приехал тихо и неожиданно. Я заметил его, когда он уже входил в калитку, и его хмурый вид не предвещал ничего хорошего.

– Ну что? – вскакивая ему навстречу, только и спросил я.

– Козел ты, Костя, – негромко заметил он. – Зачем ты ее в это дело втянул?

– Так получилось, вы же знаете… Что с ней?

– Ничего хорошего.

– Где она? Я еду к ней немедленно.

– Да успокойся ты, ничего страшного. Жить будет.

– Так какого же черта вы мне тут драму устраиваете? – разозлился я.

– А такого черта, что Милка на всю жизнь может остаться кривошеей.

– Да и ладно!

– Ладно, говоришь? А будешь ты с ней, с кривошеей, жить?

– Конечно, буду, если она согласится жить с беззубым Гончаровым, чей фасад, кстати, повредили вы.

– Будешь! Все так поначалу говорят, а потом тихо-тихо – и на сторону.

– Пока у вас нет причин ставить мои слова под сомнение.

– Посмотрим, – закуривая, хмуро отозвался тесть. – А это что за маскарад? – тыча еще не зажженной сигаретой в сторону выплывающей из сортира Федько, заорал он. – Кто позволил? Я вас спрашиваю: кто позволил?

– Так уж Бог нас устроил, Алексей Николаевич. По утрам даже бездомные кошки отправляют свои естественные потребности.

– Молчать, Гончаров! Я не про то. Я спрашиваю, кто ей напялил мою шинель?!

– Так ведь холодно, товарищ полковник, а в погребе особенно, – неуверенно оправдывался я. – Вот я и побоялся, что околеет она у нас раньше времени.

– Тогда дал бы ей свою куртку со штанами и не поганил полковничьи погоны, – уже не так грозно проворчал он. – У нас есть что-нибудь пожрать?

– А как же, отварная лапша и сто граммов водки.

– Возьми в машине консервы с хлебом, а эта сучка пусть умоется и приходит тоже.

Плюнув, он протопал в дом, а я, выполняя приказание, повел свою подопечную в душ.

– Что он хочет со мной делать? – тоскливо и без прежнего гонора скулила она, подпрыгивая следом. Надо заметить, что от ее прежней наглости за последние сутки не осталось и следа. – Что он, черт старый, задумал?

– Можешь не радоваться, насиловать он тебя не собирается. Просто пожурит немного и отпустит с миром, чтоб ты и впредь творила свои грязные дела.

– Нет, ну я всерьез спрашиваю. Он такой страшный.

– Не страшнее тебя, – вталкивая ее в душевую кабинку, успокоил я. – Шампунь и мыло на полочке, а полотенце потом выбросишь. Когда помоешься, позовешь.