Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже

Фока шагнул в комнату и застенчиво улыбнулся мне. Под мышкой у него был какой-то сверток.

— Фон прислал вам, сэр, — сказал он, протягивая мне сверток.

Я с удивлением развернул его. Внутри лежала резная бамбуковая трость, небольшая, богато расшитая шапочка и желто-черная мантия с изумительной вышивкой на воротнике.

— Это одежда Фона, — объяснил Фока. — Он прислал ее вам. Фон просил меня сказать, что теперь вы второй Фон Бафута.

— Ва! — воскликнул я, тронутый до глубины души. — Я очень благодарен твоему отцу.

Фока радостно улыбался, видя мой восторг.

— А где сейчас твой отец? Он уже лег спать? — спросил я.

— Нет, сэр, он там, в доме для танцев.

Я натянул через голову мантию, подвернул рукава, надел расшитую шапочку, взял трость в одну руку, бутылку виски в другую и повернулся к Фоке:

— Как я выгляжу?

— Хорошо, сэр, замечательно, — ответил он, улыбаясь до ушей.

— Отлично. Тогда веди меня к отцу.

Мы прошли через широкий пустой двор и сквозь лабиринт лачуг к дому танцев, где глухо стучали барабаны и пели флейты. Я вошел в дверь и остановился на пороге. Пораженные музыканты оборвали мелодию. Все собравшиеся тихо ахнули от удивления. Фон сидел в дальнем конце помещения. Рука его, в которой он держал стопку, застыла в воздухе. Я знал, что делать дальше. Мне много раз приходилось видеть, как советники подходят к Фону, чтобы засвидетельствовать почтение или просить о милости. В полной тишине я прошел через все помещение, шурша полами мантии. Перед стулом Фона я остановился, низко присел и в знак приветствия трижды хлопнул в ладоши. Что тут было!..

Жены и советники визжали и кричали от восторга. Фон, улыбаясь во весь рот, вскочил на ноги, взял меня за локти, заставил выпрямиться и крепко обнял.

— Мой друг, мой друг, добро пожаловать, — гремел он, сотрясаясь от хохота.

— Видишь, — я развел руки в стороны, так что широкие рукава повисли, будто флаги, — видишь, теперь я человек из Бафута.

— Верно, верно, мой друг. Эта одежда моя собственная. Я отдал ее тебе, и ты теперь человек из Бафута, — ликовал Фон.

Мы сели. С лица Фона не сходила улыбка.

— Тебе нравится моя одежда? — спросил он.

— Да, очень нравится. Я тебе так благодарен, мой друг!

— Вот и отлично, теперь ты будешь Фоном, как и я.

Его глаза мечтательно остановились на бутылке виски, которую я прихватил с собой.

— Отлично, — повторил он, — сейчас мы выпьем и повеселимся.

Только в половине четвертого утра я устало сбросил мантию и забрался под накомарник.

— Ну что, повеселился? — сонно спросила Джеки.

— Ага. — Я зевнул. — Но скажу, утомительное это дело — быть вторым Фоном Бафута.

Грузовики пришли утром на полтора часа раньше назначенного срока. Это необычное обстоятельство — такого случая, наверно, не знает вся история Камеруна — позволило нам собираться не спеша. Погрузить зверинец — дело непростое. Оно требует немалого искусства. Прежде всего в кузов укладывают снаряжение. Потом вдоль заднего борта размещают клетки, чтобы их обитатели получали больше воздуха. Клетки нельзя расставлять наобум. Между ними должно быть пространство, и они не должны стоять друг к другу лицом, не то по дороге обезьяна просунет руку в соседнюю клетку, и ее покусает циветта, а сова, оказавшись напротив клетки с лесными пташками, одним своим видом и взглядом доведет их до такой истерики, что они, скорее всего, не вынесут путешествия и подохнут. И наконец, клетки с животными, требующими особого надзора в пути, ставят сзади, чтобы к ним легче было добраться.

Около девяти часов погрузка окончилась. Последний грузовик поставили в тень под деревья. Теперь можно стереть пот со лба и перевести дух. На веранде к нам подошел Фон.

— Мой друг, — сказал он, глядя, как я наливаю прощальный стаканчик виски, — очень жаль, что ты уезжаешь. Тебе было весело с нами в Бафуте, правда же?

— Очень весело, мой друг.

— Будь-будь, — сказал Фон.

— Будь здоров, — отозвался я.

Мы спустились со ступенек веранды и пожали друг другу руку на прощание. Взяв меня за плечи, Фон пристально посмотрел мне в лицо.

— Желаю тебе и всем твоим животным счастливого пути, мой друг, — сказал он, — и желаю поскорее добраться до дома.

Мы с Джеки забрались в душную, жаркую кабину грузовика, загудел мотор. Фон поднял широкую ладонь в знак прощания, машина рванулась вперед и, волоча за собой шлейф красной пыли, покатила по тряской дороге, через золотисто-зеленые холмы к далекому побережью.