Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже

Я был уверен, что эта людская лавина раздавит злосчастную белку в лепешку, но, к моему удивлению, она появилась в самом низу лестницы, судя по всему, целая и невредимая, раза два взмахнула хвостом и пребойкой рысцой пустилась вдоль по дороге, оставив позади себя картину, которая напоминала побоище на лестнице в Одессе из фильма «Броненосец „Потемкин“», только в негритянском варианте. А я на верхней ступеньке исходил бессильной злостью и тщетно пытался пробиться сквозь неразбериху черных тел — ведь белка была редкостная, нельзя же было ее упустить! На середине лестницы кто-то схватил меня за щиколотку, и я рухнул на большое мягкое тело; судя по некоторым подробностям, которые мне удалось ощутить, тело было женское. С немалым трудом я поднялся на ноги, в отчаянии взглянул вниз, на дорогу, и — о радость! — по ней приближались десятка два молодых бафутян. Они заметили белку и остановились как вкопанные, а белка, завидев их, села и принялась подозрительно нюхать воздух.

— Эй! — завопил я. — Вы, там, на дороге… Поймайте эту белку!

Молодые люди положили на землю свои узелки и решительно двинулись на белку, но та только глянула на них, повернулась и пустилась наутек. Они ринулись вдогонку, и каждый, видно, решил, что именно он должен схватить беглянку. Белка удирала во всю прыть, но где ей было тягаться с такими длинноногими преследователями! Они бежали тесной кучкой, плечо в плечо, лица их были угрюмы и решительны. Скоро они поравнялись с белкой, и тут, к моему ужасу, все кинулись на мою драгоценную добычу — и снова белка исчезла под колышущейся грудой черных тел. «Ну, уж теперь-то беднягу непременно раздавят», — подумал я; однако белка оказалась необыкновенно живучей. Когда куча-мала на дороге немного разобралась, один паренек встал и высоко поднял за шиворот громко негодующую, задыхающуюся белку.

— Маса! — закричал он и расплылся в улыбке. — Я его поймать.

Я кинул вниз мешок, чтобы он сунул туда зверька; потом все, кто стоял на лестнице, стали передавать мешок по рукам, покуда он наконец не попал ко мне. Я поспешил засадить пленницу в клетку, поскорей ее осмотрел и убедился, что она ничуть не пострадала, вот только настроение у нее оказалось из рук вон плохое. Это была черноухая белка, пожалуй самая красивая из всех камерунских белок. Спинка у нее темно-оливкового цвета, а брюшко яркое, желтовато-оранжевое. По бокам от плеча до зада тянется цепочка белых пятнышек, а уши оторочены кромкой черной шерсти, и вид у зверька такой, точно он никогда не моет за ушами. Но конечно, самое красивое в этом пушистом тельце — хвост, длинный и необыкновенно пышный; сверху он зеленовато-коричневый, полосатый, а с изнанки — ярчайшего оранжевого цвета, прямо огненный. Когда белка очутилась в клетке, она раза два махнула на меня своим ослепительным хвостом, а затем уселась и занялась неотложным делом: стала уплетать плод манго, который я для нее приготовил. Я с удовольствием за ней наблюдал и думал: какое счастье, что она уцелела во всей этой кутерьме, и как хорошо, что я ее все-таки заполучил! Если бы я тогда знал, сколько еще мне предстоит с ней хлопот, я, наверно, радовался бы куда меньше.

Потом я снова занялся всевозможными мешками и корзинками, которыми была завалена веранда, и взял в руки первый попавшийся, довольно большой калебас. Как обычно, горлышко у него было заткнуто плотно свернутым пучком зеленых листьев; я вытащил затычку и заглянул внутрь, но калебас был слишком велик, и я ничего не разглядел в его темной глубине. Я отнес его к верхушке лестницы и высоко поднял.

— Где тот человек, который принес этот калебас? — спросил я.

— Я тут, сэр, я тут! — раздался крик откуда-то с середины лестницы.

Меня всегда поражало, что африканцы умудряются различать свои калебасы среди сотен других. Я никак не мог уловить между ними разницы, разве только в размерах, но каждый африканец мгновенно узнает свой сосуд и ни с каким другим его не спутает.

— А какая там у тебя добыча? — спросил я, держа калебас за веревку, обвязанную вокруг горлышка, и небрежно им помахивая.

— Змея, сэр, — был ответ, и я поспешно сунул зеленую затычку обратно в горлышко.

— Какая же змея, друг мой?

— Гера, сэр.

Я сверился со своим списком местных названий и обнаружил, что это означает «зеленая древесная гадюка». Эти красивые змеи широко распространены в Бафуте, и у меня уже набралось несколько штук. Длиной они дюймов по восемнадцать, расцветка у них примечательная: спина необычайно яркая, зеленая, как трава, живот канареечно-желтый, а по бокам широкие белые полосы. Я понес калебас туда, где у меня стоял неглубокий открытый ящик, затянутый сверху марлей, — тут жили остальные гадюки, — чтобы подсадить к ним туда и «новенькую». Надо сказать, что вытряхнуть змею из калебаса в клетку — дело несложное, если, конечно, соблюдать два-три простейших правила. Первое: убедись, что все остальные обитатели клетки находятся далеко от дверцы. Это я сделал. Второе: прежде чем вытряхивать змею из калебаса, выясни, одна ли она там. Вот этого-то я и не сделал.