Гончие Бафута

Я открыл дверцу клетки, вытащил затычку и стал осторожно встряхивать калебас. Иногда вытряхивать змею из калебаса приходится очень долго: бывает, что она свернется там в клубок и прижмется изнутри к стенкам сосуда, и тогда сдвинуть ее с места очень трудно. За спиной у меня стоял Джейкоб и тяжело дышал прямо мне в затылок, а за ним плотной стеной теснились африканцы и, раскрыв рот, следили за каждым моим движением. Я легонько тряхнул калебас — ничего. Я потряс посильнее — опять ничего. В жизни своей не встречал я гадюки, которая с таким упорством цеплялась бы за свою темницу. Наконец я разозлился, тряхнул калебас изо всей силы, и он тут же развалился надвое. На клетку с устрашающим стуком вывалился спутанный клубок — с полдюжины больших, сильных и разъяренных змей.

Они сплелись в такой тугой, огромный узел, что не провалились внутрь клетки сквозь отверстие сверху, а застряли, и закрыть дверцу я никак не мог. Потом с необычайной грацией, которую я не успел оценить по достоинству (мне было не до того), они расплелись и решительно заскользили по краю дверцы на пол. Здесь гадюки выстроились полукругом, с точностью солдат, которым отдан приказ наступать, и двинулись на нас. Джейкоб и бафутяне, что теснились за его спиной, исчезли в мгновение ока, словно по мановению волшебного жезла. И трудно было их за это винить — ведь все они были босиком. Но и моя одежда никак не годилась для того, чтобы любезничать со стаей гадюк, — на мне были только шорты да сандалии. И вдобавок моим единственным оружием оказались две половинки сломанного калебаса — не слишком удобная снасть для обращения со змеями. Поэтому я оставил в их распоряжении веранду и кинулся в спальню. Там я отыскал палку и осторожно вернулся на веранду. Теперь змеи расползлись во все стороны и загнать их поодиночке в угол, прижать каждую к полу палкой и подобрать не составляло уже никакого труда. Одну за другой я сбросил их в клетку и со вздохом облегчения захлопнул и запер дверцу. Бафутяне вновь появились на веранде так же внезапно, как исчезли; все они болтали, смеялись и щелкали пальцами, рассказывая друг другу, какая страшная опасность им грозила. Я холодно посмотрел на того, кто принес мне змей.

— Ты! — сказал я. — Почему ты не сказал мне, что в этом калебасе так много змей?

— Ух! — изумился он. — Я все сказать маса, я сказать, там внутри змея.

— Змея, да. Одна змея. Но ты не сказал, что их там шесть штук.

— Я сказать маса, там змея внутри, — с негодованием повторил он.

— Я ведь спросил, какую добычу ты принес, — терпеливо объяснял я. — И ты сказал «змея». Ты не сказал «шесть змей». Откуда же мне знать, сколько их там? Ты, верно, думаешь, я колдун — как гляну на калебас, так и увижу насквозь, сколько ты поймал змей.

— Глупый человек, — вставил свое слово Джейкоб. — Вот одно время змея укусить маса и маса умереть. И что ты тогда делать, а?

Тут я накинулся на Джейкоба.

— А ведь и ты блистал своим отсутствием, насколько я заметил, о благородный рыцарь!

— Да, сэр, — сияя улыбкой, ответил Джейкоб.

Только совсем уже на ночь глядя я уплатил последнему охотнику и остался наконец с невообразимо пестрым сборищем всевозможных животных на руках. До трех часов ночи я рассаживал их по клеткам, но и тогда еще пять больших крыс остались бездомными, а у меня уже не было в запасе ни одного ящика, годного для клетки. Волей-неволей пришлось выпустить их прямо на пол у меня в спальне, и тут они провели всю ночь, пытаясь перегрызть ножку стола.

Наутро я встал, вычистил клетки, накормил мой, теперь уже весьма солидный, зверинец и подумал, что в этот день, наверно, новых питомцев для него не получу, но ошибся. Бафутяне, видно, вложили всю душу в задачу, которую поставил перед ними Фон, — доставить мне как можно больше самого разного зверья: к десяти часам утра дорога и все семьдесят пять ступенек лестницы были черным-черны, столько собралось народу; делать нечего, я был вынужден опять покупать всякую живность. К часу дня выяснилось, что приток животных еще далеко не иссяк, а мои запасы дерева и ящиков для клеток исчерпаны: пришлось нанять целую ораву мальчишек, я поручил им бегать по Бафуту и скупать всякую дощечку или ящик, какие попадутся на глаза. Платить при этом пришлось неслыханные деньги — у африканцев любой сосуд, будь то бутылка, старая жестянка или ящик, ценится чуть ли не на вес золота.