Гончие Лилит

Я тихо сбежала вниз, посмотрела в глазок и с чувством облегчения распахнула дверь. На пороге стояла чернокожая девочка с косичками и бутылкой моющего средства под мышкой. Та самая, которую я приняла за любовницу Боунса, – теперь мне даже думать об этом стыдно.

– Привет! Заходи! Говоришь по-английски? Девочка хлопнула ресницами и не издала ни звука.

– Нет? Ну… тогда мы, наверно, сможем общаться жестами… Как я рада, что ты пришла. Хочешь чаю? Чай! – Я потрясла у нее перед носом пачкой ройбуша.

Она медленно кивнула и, прижимая к себе бутылку так, будто ее грозились отобрать, прошла внутрь.

– Он заболел. – Я указала на упаковку таблеток, а потом склонила голову набок, прижав к щеке сложенные вместе ладони. – И спит. Я бы хотела как-то помочь ему, но не думаю, что он был бы рад такому вмешательству. А тут ты! Так что я с удовольствием помогу тебе! Например, могу помыть тарелки. А ты можешь просто сидеть и пить чай.

Девочка оглядела меня с головы до ног и, пожав плечами, взяла с тарелки печенье. Я поставила перед ней чашку чая и взялась за посуду. Забота о Боунсе и его доме почему-то доставляла мне удовольствие.

– Ашанти, – сказала вдруг девочка. Обернувшись, я увидела протянутую мне ладошку.

– Флоренс, – радостно ответила я. Стряхнула с руки пену и пожала ее ладонь.

Девочка сказала еще что-то, на африкаанс, поставила на стол свою драгоценную бутылку и вытащила рулон разноцветных полотенец из-под раковины.

– Жаль, что ты не говоришь по-английски. Наверно, могла бы многое о нем рассказать, – заговорила я сама с собой. – Ну, например, чем он обычно занимается. Приходят ли к нему какие-нибудь люди. Как часто у него ночуют девушки…

Ашанти непонимающе улыбнулась, отмотала от рулона ярко-желтое полотенце и принялась протирать кожу дивана – того самого, на котором, будь моя воля, я бы проводила все свободное время в компании Боунса.

– Обычно он поет или играет с собаками. Чаще всего приходит мой папа, и они играют в покер. Девушки – иногда. Но ты – самая красивая.

Я уронила в раковину чашку и резко развернулась:

– Ты же сказала, что не говоришь по-английски!

– Не припоминаю такого, – лукаво улыбнулась девочка.

– Ашанти!

– Все нормально, Флоренс. Ты же не успела выболтать мне ничего личного, – рассмеялась она.

Я оставила недомытую посуду, налила себе полную чашку кофе и залезла на барный стул со словами:

– Расскажи мне о нем еще! Все, что знаешь. Как давно ты у него работаешь?

– Год примерно.

«Год в этом доме! Наверняка она знает о Боунсе все, включая его предпочтения в еде и цвет его любимых трусов».

– Но сам он приезжает не слишком часто. За последние полгода это только второй раз. И когда приезжает, у моего папы сразу прибавляется много работы.

– А кто твой папа?

– Полицейский.

Я поставила чашку на стол.

– Что ты имеешь в виду? Боунс хулиганит и ведет асоциальный образ жизни?

– Что такое асоциальный, и кто такой Боунс? – поинтересовалась Ашанти.

– Хозяин этого дома – ты зовешь его по-другому?

– Да. Папа зовет его мистер Оушен, и я тоже.

– Оушен? – переспросила я. И тут же продолжила: – Так почему ты сказала, что у твоего отца полно работы, когда Боу… мистер Оушен приезжает сюда? У него, что, проблемы с законом?

– Нет вроде, ничего такого. – Ашанти повернулась ко мне и, понизив голос, добавила: – Просто папа часто уезжает ночью. Присматривать за этим домом.

– Ничего не понимаю. Он присматривает за домом Оушена не в его отсутствие, а наоборот, когда тот здесь?

– Ага.

– За Оушеном кто-то охотится, что ли?

– Понятия не имею, – пожала плечами девочка. – Но плохо, если так. Мне он нравится. Моя мама сначала его боялась, говорила, что он с дьяволом спелся – наверно, из-за его тату. А потом я сфотографировала на телефон его крестик. Он его иногда забывает в душе, хотя обычно носит. Хочешь посмотреть?

Ашанти достала из кармашка джинсовых шорт потертый «самсунг» и начала искать в нем фотографию.

– Вот, глянь.

Я взяла телефон и увидела фото серебряного крестика на цепочке, лежащего на полке из черного мрамора в ванной комнате. Тот самый, который был на Боунсе, когда я впервые его увидела, заявившись к нему ранним утром.

– Классный, правда? Очень красивый. Тут таких не делают.

Я увеличила фото и всмотрелась в гравировку на крестике: «Оливия Оушен».

– И не темнеет! Серебро всегда темнеет, а этот крестик – нет. Удивительное серебро мистера Оушена, оно всегда сияет.

«Потому что это не серебро, Ашанти. Больше похоже на платину».

– Так вот, мама увидела крестик, переспросила, точно ли мистер Оушен его носит, и, как только я подтвердила, сразу успокоилась. И даже предложила готовить мистеру Оушену еду. Говорит, девушки, которые к нему приходят, точно не умеют готовить такую чакалаку, как она.

Ашанти спрятала телефон и продолжила уборку.

– И… много девушек приходит к Боу… Оушену? – краснея, полюбопытствовала я. – Ну, я имею в виду, встречала ли ты утром…

– Со многими ли он спит? – Ашанти закатила глаза. – Слушай, ну мне же не пять лет. Бывает, что я застаю тут кого-то утром, но они быстро уходят. Не говорят со мной. И обычно их двое или даже трое.