– Мы сами его ищем, мэм.
– Разве он не здесь?
Полицейский подозрительно посмотрел на меня, оценил синеву моей кожи и, указав на «мерседес», спросил:
– Это ваш кабриолет?
– Да, мой!
– Она здесь, – проговорил он в рацию. – Девушка нашлась. Она вернулась к машине. Остался мужчина.
– В смысле
– Тот, кто вызвал нас, мэм, не дождался береговой службы спасения и поплыл вас искать. Катера ищут его тоже.
Я опустилась на песок, зажав руками рот.
Я сжалась в комок, когда девушка вскочила на ноги и быстро побежала в мою сторону. По ее глазам мне показалось, что сейчас она ударит меня, врежет с размаху по лицу, а потом потребует объяснить, почему ее парень помчался сломя голову за мной, как только узнал, что произошло. Ведь он помчался? Или что там случилось после моего бегства и до его появления здесь?
И тут она, подбежав, упала на колени рядом и судорожно меня обняла.
– Почему не сказала, что ты та самая… Морковь?! Я молчала, онемев от неожиданности.
– Он просто с катушек слетел, когда узнал, что я тебе сказала! Мне впервые показалось, что он может меня ударить. Я думала, ты одна из этих, которые все никак не оставят его в покое! Мне так жаль!
– Ты не его девушка? – задыхаясь, выговорила я и зажала в ладонях две горсти песка – так крепко, что ракушки впились в ладони. – Не любовь всей его жизни?
– Теперь-то уж точно не любовь, – сникла девушка, закрывая руками лицо. – Я его сестра.
Глава 11
С трудом помню себя после того, как осознала, что он где-то там – в море. Посреди отбойного течения. С температурой под сорок. Ищет меня.
Я пыталась броситься в воду и поплыть на поиски, но мне не позволили. Меня держали за руки, как буйного пациента психиатрической клиники. Потом я случайно заехала в глаз кому-то из врачей, после чего терпение у них закончилось. Мне вкололи успокоительное, и какой-то бородатый мужик в жилете в надписью «Служба спасения» силой усадил меня на песок и набросил мне на плечи красный, пропахший лекарствами плед.
– Меня зовут доктор Крюгер, дорогуша, – сказал он, поправляя на носу круглые очки в золотой оправе, какие обычно носит Сайта-Клаус в кино, и приглаживая седые бакенбарды. – И я тут главный.
– Мистер Крюгер! Разрешите мне поплыть!
– Деточка, если вы хоть на шаг приблизитесь к воде, я привяжу вас к носилкам.
Меня не нужно было привязывать: я больше не могла ни ходить, ни даже стоять. Укол уже подействовал. Голова разом отяжелела, руки и ноги стали неподъемными, перед глазами все поплыло.
– Ты не должна была пускать его в воду, – повернулась я к сестре Боунса.
– Ну извини, я не умею останавливать поезд на ходу! – выпалила та. – Это тебе следовало остаться и спокойно потребовать от него объяснений! Тем более если у вас все так серьезно! Какого черта было бежать к морю и лезть в воду?!
Я успела изучить ее красивое лицо – панк-версия Одри Хепберн, ровная челка, удивленно разлетевшиеся брови, невинный рот – и впервые заметила легкое сходство с братом. Только что сказанные ею слова прочно засели у меня в голове: «Тем более если у вас все так серьезно!»
Разве?
Разве у нас все…
Я мысленно повторяла эти слова, снова и снова, и с каждой секундой верила в это все сильнее.
Мистер Крюгер, который расположился неподалеку с журналом и биноклем, прижал телефон к уху, а потом повернулся ко мне.
– Да, она здесь. Что мне сделать? Пусть скажет сама. Эй, мисс! – позвал он меня.
Я подошла к нему, едва не теряя сознание от волнения. Спасатель протянул мне телефон:
– Скажите ему, что вы в порядке. Он не верит. Я выхватила телефон.
– Боунс? Ты там?! Ты слышишь меня?
– Флоренс, – услышала я спустя чудовищно длинную секунду и подскочила от радости.
– Гарри…
– Мне тут говорят, что моя девушка на берегу, жива-здорова, а я уверен, что лапшу мне на уши вешают, – хриплым голосом произнес Боунс, и я прижала к лицу ладонь, пряча слезы от суетящихся рядом людей.
– Твоя девушка? – тупо переспросила я. – Она сказала, что она – твоя сестра. Или я все опять не так поняла?..
Успокоительное сделало меня странно заторможенной. Я сомневалась, что полностью понимаю смысл сказанных им слов.
– Стоит на берегу. Невысокого роста, с мокрыми рыжими волосами. Кутается в красный плед и, судя по голосу, плачет. И она – моя, правда, я еще не успел сказать ей об этом, – тихо говорил Боунс, и по мере того, как смысл его слов начал доходить до меня, мои ноги все хуже справлялись с тяжестью моего веса. – Но, как только доберусь до берега, она тут же об этом узнает.