- Ну, раз такой здесь не проживает, придется обратиться в местную службу государственной безопасности. Я ведь прекрасно понимаю, идет война, люди находятся в движении, переезжая с места на место в поисках укромного уголка, а в этой службе ведь ведутся какие-то учеты. Тем более, что мне сказали, что по этому адресу, - Поляковский назвал адрес своего собеседника, - некто Сванидзе проживал ещё до войны. А меня его товарищ по фронтовой молодости просил навестить и передать радостную весть.
- Какую ещё весть? - встрепенулся собеседник.
- А почему я вам это должен говорить? Вы ведь не Сванидзе и даже не представились, - сделал замечание Юрий Владимирович.
- Меня зовут Вано Георгиевич, можно просто батоно Вано - так у нас принято, - представился говоривший. - Так что там за приятная новость?
- Я же вам сказал, что эта новость предназначается только для ушей Котэ Карловича, - стоял на своем Поляковский.
- Ладно, хватит со мной играть. Говорите, что за новость. Я её сам Котэ Карловичу передам.
- Ну хорошо, - смилостивился писатель. - Мой знакомый просил передать, что фотография Котэ Карловича, на которой он запечатлен в форме старшего лейтенанта с семейством Бергманн, скоро будет напечатана в иллюстрированном журнале по военной истории.
Батоно Вано, немного помолчав, спросил:
- Когда вам нужно увидеться с Котэ Карловичем?
- По возможности, сегодня вечером. Я живу в гостинице на берегу реки. Охране пусть скажет, что он ветеран и пришел на беседу к писателю Поляковскому. По-ля-ков-ско-му, - по слогам повторил Юрий Владимирович. - А потом мы найдем укромное местечко, где обо всем переговорим.
- Хорошо! Я к вам подъеду через час, - пообещал Вано Георгиевич.
Глава 92
Расставшись с Квасовым, Кононенко в первую очередь направился к своему товарищу и соседу по дому, заместителю начальника вычислительно-аналитической лаборатории столичного ГАИ майору Геннадию Евсееву.
Майор встретил его поднятым кулаком, и Конон сразу же понял, что тот в очередной раз влип в какую-то передрягу. Но он не любил отступать, хотя и получал за это немалые шишки от начальства.
После приветственного рукопожатия капитан спросил:
- Ну что, Геша, я тебя опять ненароком подставил?
- Не то слово. Я, как только услышал от тебя буквы номера, сразу понял, к какой организации относится эта машина. Ну, а потом, когда залез в наш компьютер, только подтвердил свои догадки: это оперативная машина нашей любимой организации под кодовым названием "шу-шу", - шепотом доложил Кононенко Евсеев.
- Это что ещё за "шу-шу"? - также шепотом спросил Конон.
- Знаешь анекдот? - опять же шепотом стал рассказывать гаишник. Поймало племя мумбо-юмбо американца, англичанина и русского, и его вождь поставил условие: если назовете слово и мы его не сможем объяснить, то отпустим, если наоборот - съедим. Понятно, что американца и англичанина племя съело. А русский им и говорит свое слово: "КГБ". Думали туземцы, думали - не могут объяснить. Отпустили они русского и просят, расскажи, мол, что означает это слово. А русский и говорит: "Это, как и ваше племя, посидели, подумали, шу-шу-шу, шу-шу-шу и нет человека!"
- Я тебя, Геша, понял. Значит, машина бывших "фискалов" от слова ФСК. Что мне сейчас надо сделать, чтобы прикрыть тебя? - спросил Кононенко.
Майор осмотрелся в лаборатории, отгороженной от коридора прозрачной плексигласовой стенкой, и сказал:
- Ты уж извини, Василий, но, когда меня спрашивали, зачем мне нужны данные по этой машине, я сказал, что получил от тебя, вернее от вашего управления запрос на нее. Так что, будь другом, сделай срочно мне этот документ.
Испуг на лице Евсеева был неподдельным. "Надо все же поговорить с Квасовым и Ткачуком: куда, интересно, мы всей нашей дружной компанией влипли, что даже Геша трясется, как осиновый лист!"
Покинув лабораторию ГАИ, капитан Кононенко поехал к участковому, на территории которого проживал покойный Калашников.
Капитан размышлял здраво: если бы органы проводили какую-нибудь операцию, то об этом окольными путями знал бы и участковый - каждый такой сотрудник имеет достаточно агентуры или сексотов из местных жителей.
Старший лейтенант милиции Пашутин был участковым милиционером, если так можно выразиться, от рождения. На свой участок он пришел в семидесятых годах, после срочной службы, по примеру своего отца и ему на смену. Его отец, дослужившийся от рядового, пришедшего в милицию по комсомольскому набору, до младшего лейтенанта, в течение года передал сыну участок вместе со всей агентурой, а потом помогал ему становиться на ноги.
Пашутина-младшего, который уже через год-другой готовился выйти на заслуженную пенсию, все продолжали звать "Младшим", его отца соответственно "Старшим". В районном отделе милиции друзья и товарищи по работе шутили, как будут называть сына "Младшего" Пашутина и внука "Старшего", который заканчивал срочную службу во внутренних войсках в Чечне и собирался писать рапорт о службе в качестве участкового инспектора вместо своего отца.