К началу войны у меня уже была создана агентурная сеть, охватывающая практически весь советский Север. Среди них было много и моряков, правда, в основном из команд гражданских судов. Но с началом войны они все были мобилизованы, поэтому я имел полную информацию о всех советских северных военно-морских базах и пунктах базирования. Труднее всего было подбирать агентов на военных аэродромах и среди экипажей военных кораблей.
Еще до войны я имел радиста и радиостанцию, но они были глубоко законсервированы, и связь с радиоцентром в Ванзее я установил только в первый день войны, а до этого использовал различные виды агентурной связи.
В первый год войны мне дополнительно были переброшены ещё два радиста с радиостанциями из числа бывших военнопленных, но им я не доверял. Как я потом установил, мои действия были правильными - они оба с момента приземления пришли в органы НКВД с повинной и в дальнейшем работали под их контролем.
В Берлине скоро поняли, что радисты ведут двойную игру, и однажды их нашли убитыми в своих домах.
Был предусмотрен и оригинальный вид связи, на тот случай, когда советские подводные лодки или какой-нибудь крупный корабль выходили из базы, а воспользоваться радиосвязью было невозможно, чтобы не навести русскую контрразведку.
Передача сведений проходила следующим образом. Мой агент-связник был из рыбаков и в назначенный мною час выходил на своем баркасе в море на рыбалку. Он имел стеклянный шар - поплавок рыбачьей сети. На случай, если бы его остановил катер береговой охраны или морские пограничники, он имел разрешение на ловлю рыбы в прибрежном районе, полученное нами у коменданта базы, а про шар он должен был сказать, что подобрал его в море.
К шару крепился длинный, метров на двадцать, тонкий металлический трос с "кошкой" и небольшим контейнером для хранения передаваемой информации. Однажды нам пришлось крепить к тросу и целый прибор, который мы добыли с подбитого в воздушном бою советского торпедоносца. Сам шар был оснащен маломощным передатчиком-радиомаяком.
В нашем районе за минными полями, сменяя друг друга, дежурили немецкие подводные лодки, главной задачей которых было ведение разведки. Они постоянно находились у самой кромки минного поля и при необходимости забирали стеклянные шары. По всей видимости, на них было установлено специальное устройство, позволяющее быстро подцепить трос с шаром и уйти на глубину. Как только подводная лодка получала информацию, она сразу же уходила по направлению к своим надводным кораблям или заходила в порты Норвегии, и через несколько дней мы получали по радио подтверждение о том, что наша информация доставлена по назначению.
Подобным образом мы передали сообщение об английском крейсере "Эдинбург". Информацию о грузе, погруженном на борт корабля, мы получили от находившегося в Мурманске английского чиновника, который вышел на связь с нашим человеком из Севморпути (значит, он был агентом абвера).
Не буду вас, Матвей Борисович, утомлять рассказом о нашей резидентуре, скажу лишь одно: нам ещё долго после выхода в море крейсера "Эдинбург" не разрешали пользоваться радиостанциями для передачи собранных нами разведывательных сведений.
Большую помощь в работе нам оказывали финны, проживающие после освобождения из плена в некоторых районах на правах вольных (а по сути принудительных) поселенцев.
После войны у нас не было никакой работы. Чтобы постоянно находиться в готовности, я проверял все звенья нашей нелегальной организации, которая состояла как бы из трех категорий агентов.
Первая категория ... - (здесь было зачеркнуто несколько абзацев письма).
Вторая категория состояла из русских, переброшенных к нам из Германии из числа пленных или завербованных здесь, на месте. После войны советские органы контрразведки, сами того не зная, облегчили нам проверку оставшейся агентуры: они арестовали, осудили и сослали в лагеря (если только не уничтожили) тех немецких агентов, которые добровольно после переброски явились с повинной в подразделения "Смерша" и стали агентами-двойниками. Следовательно, на оставшуюся часть мы могли смело положиться. И они, скажу вам, работали не за страх, а за совесть, потому что слишком много грехов за ними числилось, ответ за которые один - петля или пуля.
К третьей категории, как это ни покажется странным, я отнес всех бывших уголовников, которые во время войны сотрудничали либо с моими людьми, либо с оккупационными властями Германии на восточных землях. Хотя впоследствии руководство абвера, а затем и главного управления имперской безопасности отказалось от их услуг, у меня они работали превосходно, и я мог бы с вами поделиться кое-каким опытом в этом вопросе.
Самое интересное произошло в 47-м году.
Конечно, меня забрасывали телеграммами о необходимости продолжения борьбы с большевиками даже в условиях гибели третьего рейха и заверяли всех моих подчиненных из... (здесь часть текста опять была зачеркнута).