Гонг торговца фарфором

Господин Кербе достал свои альбомы с марками, фрау Кербе заварила свежий кофе, непоседливые мальчишки убежали гулять, Па сдвинул свою чашку с золотым ободком на вышитую на скатерти мельницу. И наконец сказал:

— У нас есть гораздо большие трудности, чем эти неурядицы маленького кооператива.

Он описал эти трудности, объяснил, отчего они происходят, и — Андреас даже не заметил, в какой момент он начал этот разговор, — Па заговорил о еще гораздо больших трудностях, которые «мы уже преодолели», и о многих важных вещах, «которые нам еще только предстоят».

Мистер Джонс уже довольно давно держал на коленях открытый альбом с марками, но смотрел только на Па.

— Интересно, очень интересно, — так часто вставлял он, что Андреас уже начал понимать по-английски. «Very interesting».

Па между тем заговорил о людях, о том, как они уже изменились и как еще должны измениться.

— У вас действительно нет больше расовой ненависти? — спросил вдруг мистер Джонс.

Па, видимо, удивился, он ведь говорил совсем о других вещах, и Андреас воспользовался паузой, чтобы спросить:

— А что такое расовая ненависть?

— Вот вам и ответ, — сказал Па.

Разговор продолжался. Под конец мистер Джонс сказал, что никогда еще подобных разговоров не вел и что особенно он благодарен Па за его откровенность.

— Когда тебе преподносят все только в розовом свете, ты как-то этому не веришь, — сказал мистер Джонс. — Я чувствую, что страна ваша — честная и мужественная и с такими людьми, как вы, сможет многого добиться.

Андреас вспомнил о Мум, которая сидела дома и училась. Ему стало ее жалко. Как только мистер Джонс умолк, он сказал:

— Плохо, что Мум здесь нет. Она бы вас положила на обе лопатки.

На мгновение воцарилась тишина, потом все рассмеялись. Шофер, еще не успевший проглотить кусок пирога, подавился, и даже переводчик, у которого перед тем по лицу градом лился пот, улыбнулся. Андреас решил, что они все сдурели. То, что он сказал, верно. Но ведь это только так говорится, потому что Мум, наверно, вдвое меньше мистера Джонса. Этот рассмеялся несколько позже, когда ему перевели, и заговорил с Андреасом о школе. Увы, тут стало известно и о плохих отметках по математике и русскому языку. Переводчик окончательно успокоился и стал хвастаться своей дочкой, которая успевала по этим предметам. Шофер тоже начал распространяться о своих вундеркиндах.

Чтобы положить этому конец, Андреас спросил:

— У вас есть сын? Или внук?

Теперь только недоставало, чтобы это оказался очень талантливый ребенок.

— У меня был сын.

Больше мистер Джонс ничего не сказал, но все поняли, что это значит. В комнате стало тихо.

— У меня было два брата… — еле слышно произнес шофер.

— Мой отец… — сказал переводчик.

Андреас смотрел в пол.

Взрослые убивали друг друга… Почему… почему? Неужели зло было такое большое, что с ним можно было покончить, только убивая?

Неужели не нашлось достаточно разумных людей, которые были за то, чтобы самую жестокую ссору уладить без смертоубийства? И как он может уважать взрослых, если они не прекратили этого?

Он смерил их взглядом, всех по очереди, и они это заметили.

— Это не должно повториться, — сказал мистер Джонс.

— Если бы это зависело от нас… — сказал Франц Кербе.

— Это зависит от нас… — сказал Па.

Андреас лежит в сене и мерзнет. Может, от воспоминания об этом разговоре, а может, на дворе похолодало.

Молотилка смолкла, в деревне все тихо. Мимо проносятся летучие мыши. Мало-помалу он начинает согреваться в сене. Сильно растирает себе голую руку выше локтя и прижимает ее к носу. Кожа пахнет кремнем. Ему это приятно.

Сколько он сегодня пережил, и все за один день!

Андреас слышит шаги. Тихие мужские голоса. Наверно, возвращаются от Распутина? Но те, кто вечером выходят из пивной, говорят обычно громче. Голоса удаляются. Скрипит дверь, теперь еще тише, чем было, — и вдруг, первый удар колокола. Андреас вскакивает и затыкает уши.

Неожиданно он понимает, почему звонят колокола. Выбравшись из сена, он спускается вниз. Луна стоит рядом с облаком, за деревьями мерцает Тарновское озеро.

Андреас перелезает через деревянную решетку на церковный двор. Отчетливо видны раскачивающиеся колокола. Это звонят три сына фрау Шрайбер.

Андреас, как обещал, тоже хватается за колокольный канат. Четвертый сын, Иоганн, лежит неизвестно где, А мистер Джонс знает, где его сын?.. Но это все равно, знать или не знать, мертвый есть мертвый.

На этот раз Андреас не услышал, как скрипнула дверь, рядом с ним вдруг оказывается Дитер, он тоже помогает звонить. Дитер не плачет, он ведь знал, что прабабушка при смерти.

Наверху, в чердачном окне у Кербе, там, где живет Андреас, зажигается свет. Наверно, Мум беспокоится о нем, уже поздно, но она знает о его обещании. У него устали руки. На каникулах ему разрешается забираться в постель к Мум. Сегодня он хочет заснуть с ней рядом.

День был чудесный, и завтра опять будет такой же. Андреасу хочется жить долго-долго.

Перевод Е. Вильмонт.