Читаем Гонг торговца фарфором полностью

В рассказе «Восьмерка задним ходом» перед нами другой участок того особого фронта, которому Рут Вернер посвятила лучшие годы своей жизни. И здесь повествование ведется от первого лица, в основу его положен эпизод в Данциге, когда героиня рассказа сдавала экзамен на водительские права. Тут в роли «гегеншпилера» выступает данцигский чиновник, «обыкновенный» фашист, с нетерпением ждущий часа, когда в Данциге будет установлен так называемый «новый порядок». Может показаться удивительным, что из всей польско-данцигской эпопеи разведчицы Сони писательница Рут Вернер отобрала лишь один и довольно безобидный эпизод. Думается, что причину этого следует искать в скромности и самокритичности автора, ведь в мемуарах записано: «Я считала, что делаю в Польше слишком мало, и поэтому была рада, когда год спустя, в июне 1938 года нас отозвали»[4]

. Такое высказывание полностью в духе основной позиции Рут Вернер, чурающейся хвалебных самооценок. В вышеупомянутом интервью она, в частности, сказала: «Они (читатели. — В. Д.
) уже знали меня как писательницу; после выхода «Донесений Сони» они видят во мне героя, но никто не может требовать, чтобы я сама
видела в себе героя».

В этом небольшом по объему рассказе мы встретим интересный мотив, тесно связанный с «дуэлью», состоявшейся в автомобиле. Ведь «секундантом» в ней был «человек середины», вполне порядочный бюргер. Перед ним фашист пока еще был обязан изображать справедливость, а еле слышные подсказки опытного инструктора и его дружеское участие служили поддержкой женщине за рулем. И вдруг — в критический момент — попутчик позорно спасовал и трусливо бежал с поля боя. Вся сцена воспринимается как притча о тех демократах-«попутчиках», чье капитулянтство расчищало фашистам путь к власти, она вносит новое звучание в творчество Рут Вернер. К счастью для разведчицы, ее окружали другие люди; виселица или долгие годы тюрьмы выпали на долю многих из них. «Судьба остальных, — пишет Рут Вернер, — мне неизвестна, но я точно знаю, что никто из них не предал своих товарищей, вот почему я живу на свете и могу записать эту историю».

С наиболее сложным «гегеншпилером» мы встречаемся в рассказе «Тетя Мееле», завершающем сборник. В нем повествуется о швейцарском периоде разведывательной деятельности отважной «Сони». Теперь ее работа была направлена непосредственно против нацистской Германии. В горах французской Швейцарии она сняла небольшой дом на холме и въехала в него вместе с двумя детьми. («Дети всюду были со мной, где бы я ни работала. Я всегда старалась окружить их теплом и уютом — ведь они были лишены родины».) Вместе с ними в эту крестьянскую усадебку въехала тетушка Мееле, которая взяла на себя ведение хозяйства и уход за детьми. Прототипом колоритного образа явилась Ольга Мут, няня в семье Кучинских; малыши прозвали ее Олло. Она пришла к ним за несколько лет до первой мировой войны, прочно вросла в жизнь чужой семьи и стала в ней своим человеком. Когда Кучинские эмигрировали в Англию, Олло не выдержала разлуки и вскоре последовала за ними. Потом она в качестве няни поехала с Рут Вернер в Польшу, а теперь помогала ей в Швейцарии. И вот женщина, всю жизнь нянчившая чужих детей, любившая их как своих собственных, которых у нее никогда не было, неожиданно превратилась в предательницу. Воистину удар в спину! К тому же его нанесли в труднейший момент — началась вторая мировая война. Писательнице удалось психологически убедительно раскрыть мотивы предательства в общем-то вполне приличного человека и правдиво передать трагизм возникшей ситуации. Впрочем, не сомневаюсь, что Рут Вернер сочла бы это тоже «высокими словесами», никакой трагичности она бы тут не усмотрела: такой была ее жизнь, жизнь человека с высокоразвитым чувством долга. «Ночью мы выкопали рацию, в последний раз я работала здесь. Через несколько дней я выйду в эфир уже на новом месте. Мы решили не делать долгого перерыва. Шла война, и мы обязаны были рискнуть, несмотря на возможные последствия предательства Мееле». Отвага и умение предельно мобилизоваться в нужный момент — характерные повседневные качества бойца особого фронта и в военное и в мирное время. В «Гонге торговца фарфором» автор пишет: «Откуда ему знать, что я плохо себя чувствую? Впрочем, разве можно не выполнить задание только потому, что чуть с ума не сходишь от боли и усталости, — такая мысль нам бы и в голову не пришла». Вот естественный ход рассуждений разведчика; ведь не случайно маршал Советского Союза А. М. Василевский отметил, что разведчик «…первый боец в цепи воюющих…»[5].

Итак, все три рассказа повествуют о совсем различных людях, о разных событиях — и все-таки об одном и том же: о трудных буднях напряженной и рискованной разведывательной работы. То, что долгие годы, словно в тайнике, хранилось в душе писательницы, выплеснулось в ее рассказах — искренне, страстно и очень достоверно. Ведь недаром сказал поэт: «Разведчик может век молчать, но он и дня забыть не может».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вне закона
Вне закона

Кто я? Что со мной произошло?Ссыльный – всплывает формулировка. За ней следующая: зовут Петр, но последнее время больше Питом звали. Торговал оружием.Нелегально? Или я убил кого? Нет, не могу припомнить за собой никаких преступлений. Но сюда, где я теперь, без криминала не попадают, это я откуда-то совершенно точно знаю. Хотя ощущение, что в памяти до хрена всякого не хватает, как цензура вымарала.Вот еще картинка пришла: суд, читают приговор, дают выбор – тюрьма или сюда. Сюда – это Land of Outlaw, Земля-Вне-Закона, Дикий Запад какой-то, позапрошлый век. А природой на Монтану похоже или на Сибирь Южную. Но как ни назови – зона, каторжный край. Сюда переправляют преступников. Чистят мозги – и вперед. Выживай как хочешь или, точнее, как сможешь.Что ж, попал так попал, и коли пошла такая игра, придется смочь…

Джон Данн Макдональд , Дональд Уэйстлейк , Овидий Горчаков , Эд Макбейн , Элизабет Биварли (Беверли)

Фантастика / Любовные романы / Приключения / Вестерн, про индейцев / Боевая фантастика