Нукеры скакали чуть приотстав. Только младший брат Тайчар вырвался вперед, сравнялся. В задорной улыбке блеснули ровные зубы. Белый мерин Тайчара стал обходить его коня. Джамуха резко натянул поводья. Он не любил, чтобы его кто-то обходил, пусть даже собственный брат.
В курене люди приветливо махали руками, поздравляли с удачной охотой.
Соплеменники высоко ценили его ум, смекалку, ловкость и давно уже звали не иначе, как Джамуха-сэчен. И он гордился уважением людей, своим званием, зная, что и то и другое заслужил неусыпными заботами о благополучии племени.
У коновязи спешился, но в юрту не пошел, велел встретившей его Уржэнэ принести кумысу, а одного из нукеров — разыскать агтачи — конюшего.
Терпкий, колюче-кислый кумыс освежил пересохшее горло. Возвращая чашу жене, спросил:
— Ну как тут у нас?
— Все хорошо. Правда, в урочище Хара-гол на табунщиков напали меркиты. Но все обошлось. Табунщики сумели уйти, не потеряв ни одного коня.
— Сколько меркитов? Куда они направились? — встревожился Джамуха.
— Меркитов было сотни три. А шли они в свои кочевья. Видимо, воевали с тайчиутами.
— А-а… — успокоился он. — Кто те табунщики?
— Сыновья нашего агтачи Тобухая. И еще одна новость. Приехал человек от хана Тогорила. Со вчерашнего дня ждет тебя.
— Пусть подождет еще.
Подошел агтачи Тобухай, кривоногий старик в халате с подоткнутыми под пояс полами.
— Звал меня, Джамуха-сэчен?
— Звал, Тобухай-эбуген. Уржэнэ говорит: твои сыновья спасли табун.
Так ли это?
— Так.
— Скажи им: каждому дарю по юртовому войлоку из белой шерсти.
— Твоя щедрость подобна полноводной реке — все из нее черпают, а она не убывает. — Тобухай с достоинством поклонился.
— Но звал я тебя по другому делу. Посмотри на моего коня. У него обвисло брюхо и прогнулась спина. Он верно служил мне многие годы. Пусть теперь отдыхает.
— В твоем табуне есть беломордый жеребец. Он легок, как дзерен, силен, как лось. Но он не объезжен.
— Приведите его мне.
Агтачи ушел. Вскоре табунщики подогнали к юртам коней. Джамуха сел в седло, взял из рук подъехавшего Тобухая ургу. Лошади, сбитые табунщиками в плотный круг, пугаясь юрт, людей, кидались из стороны в сторону. Жеребец, на которого указал агтачи, понравился Джамухе. Вороной, длинногривый и длиннохвостый, он выгибал тонкую шею, носился вокруг табуна, кося злым глазом.
Улучив момент, Джамуха накинул петлю на его голову. Жеребец прянул в сторону, петля затянулась на шее. Табунщики, попрыгав с коней, вцепились в гриву, в хвост, накинули на спину седло, взнуздали. Джамуха слез со своего коня, как и агтачи, подоткнул под пояс полы халата. Подбежал Тайчар.
— Брат, разреши объездить этого коня мне! Ух, какой хороший!
Тайчар, бесшабашный удалец и большой любитель лошадей, не мог стоять на одном месте от возбуждения. Джамуха рассмеялся:
— Думаешь, ты это сделаешь лучше меня? Нет, братишка, своего коня я всегда объезжаю сам.
Жеребец вздрагивал всем телом, храпел, скреб копытом землю. Джамуха потрепал его по шее, взял в руки поводья и взлетел в седло. Табунщики отскочили в сторону. Жеребец потряс головой, приходя в себя, выгнул спину, словно хотел таким способом освободиться от непривычной тяжести. Вдруг заржал, встал на дыбы. Джамуха ожег его плетью. Жеребец прыгнул, высоко вскинув зад, помчался, то бешено кидаясь в стороны, то вздыбливаясь.
Джамуху мотало так, что казалось, оторвется голова. Но он уже знал: беломордый не вышибет его из седла.
Измучившись, весь в мыльной пене, жеребец пошел ровным галопом.
Натягивая поводья, Джамуха перевел его на рысь и, огибая озеро, повернул к куреню. Солнце уже село. И там, где оно село, край неба пылал золотисто-малиновым светом. Мелкая рябь озера тоже была малиновой. Утка с выводком, оглядываясь на него и испуганно крякая, отплывала от берега.
Джамуха чувствовал себя счастливым. Но, вспомнив о посланце хана Тогорила, нахмурился. Что нужно беспокойному владыке кэрэитов? Вечно он затевает что-нибудь.
У коновязи передал жеребца агтачи, не стал слушать похвал его умению подчинять себе коня, сразу прошел в свою юрту. Там уже сидели, ожидая ужина, Тайчар и ближние друзья.
— Пригласите к ужину посланца хана Тогорила, — попросил он.
Посланцем хана оказался молодой нойон Хулабри. Скрывая досаду и озабоченность, Джамуха шутил, улыбался, его лицо с мягкими ямочками на щеках было приветливым.
Баурчи принес молочное вино и мясо.
— Гость, наверное, не обидится за такое простое угощение? У нас нет китайского вина, лепешек из найманского проса и каши из тангутского риса… — Вздохнул. — Мы люди бедные. Все, что у нас есть, дает наша земля, покрытая травами.
Он не жаловался, напротив, ему хотелось, чтобы нойон понял: его племя не велико, но оно ни у кого ничего не просит, никому ничего не должно.
— А наш повелитель думает, что ты соскучился по иной пище, и приглашает тебя в гости.
— И когда хан-отец хочет видеть меня своим гостем? — уже без улыбки спросил Джамуха.
— Завтра.
— Почему такая спешка?
— Остальные гости в сборе. Нет только тебя.