Читаем Гонимые полностью

Утром поднялся, томимый непонятной душевной раздвоенностью. Отгоняя ее от себя, носился на коне, выстраивая воинов, Аучу-багатур, с заплывшими хмельными глазами, туго соображающий, кричал на всех, подгонял, торопил, внося своими повелениями сумятицу и неразбериху. Кое-как построились, и Джамуха поднялся на бугор.

Воины Тэмуджина как будто не сходили с места. На равнине среди ковыльной щетины серыми колышками торчали суслики, свистом встречая восход солнца. В душе Джамухи росло чувство, что делает он не то и не так. Но и ничего другого не приходило в голову.

Строй воинов под бугром был похож на крутой лук. В центре — тайчиуты, правое крыло — уруды и мангуты, левое — его джаджираты. Лук обращен вогнутой стороной к Тэмуджину. Расчет был прост — охватить анду с боков, притиснуть к склону горы. Но, прикинув расстояние от реки до гор, он понял, что равнина урочища слишком узка для охвата. Придется идти в лоб. А в этом случае численный перевес перестает иметь большое значение. Тэмуджин вовсе не так уж глуп, как показалось Аучу-багатуру. Есть и еще незамеченное, но важное преимущество анды. Выбрав это место для сражения, он лишил своих воинов надежды убежать, им остается одно — драться до последнего вздоха. Нет, не глуп анда, совсем не глуп!

Он хотел было иначе построить воинов. Но увидел, что нетерпеливый Аучу-багатур направился к нему, резко поднял и опустил руку. Строй дрогнул, покатился по равнине, ссекая сотнями копыт жесткую траву.

Аучу-багатур с руганью повернул коня и помчался догонять своих тайчиутов.

Кобылица Халиун под Джамухой замотала головой, прося повода. Он удержал ее на месте.

Как и ожидал, строй, все более сжимаемый горами и рекой, сломался, превратился в ревущую, визжащую толпу. А уруды и мангуты оттянулись назад, неспешной рысью пошли в хвосте, потом, когда тайчиуты и его джаджираты сошлись с воинами Тэмуджина, они и вовсе остановили коней.

Джамуха помчался к ним.

— Что случилось?

— Там плюнуть некуда. Подождем, станет толпа пореже, тогда, может быть, пойдем. — Широкоскулый Хулдар дружелюбно улыбался.

— Уругша! Вперед! — крикнул Джамуха.

— Три кречета не кидаются на одного селезня. Я такого не видел. Может быть, ты видел, анда Джарчи?

— Не приходилось, Хулдар.

Джамуха вспыхнул, потянулся к мечу. Жилистая рука Джарчи перехватила его запястье.

— Э-э, с нами так не шутят. Мы этого не любим.

— Нам захотелось стать вольными нойонами! — засмеялся Хулдар.

Джамуха бешено рванул поводья, бросился к своим воинам. Гул битвы катился над урочищем. Яростно отбиваясь, воины Тэмуджина откатывались к ущелью. Вдруг все разом повернули коней, исчезли в черном каменном зеве.

Их бросились преследовать. Но из ущелья густо полетели стрелы. Тайчиуты и его джаджираты, потеряв много убитых, отхлынули назад.

— Куда?! — закричал Аучу-багатур.

Размахивая мечом, он поскакал к ущелью. Конь под ним упал.

Аучу-багатур перевернулся через голову, вскочил, отплевываясь, побежал назад. Ему подали другого коня. Аучу-багатур сел в седло, погрозил кулаком ущелью:

— У-у, проклятый рыжий демон зла! Я тебе покажу!

Наступило замешательство. Джамуха видел: одна сотня хороших стрелков может уложить у входа в ущелье целый тумен воинов. Послал за Хулдаром и Джарчи.

— Вы отдыхали за чужими спинами. Пришел ваш черед. Прорывайтесь в ущелье.

Хулдар посмотрел на мрачные скалы с острыми выступами, на трупы воинов перед ущельем, покачал головой:

— Будь я горным козлом — прошел бы верхом, будь серой мышкой проскользнул бы низом. Но я не мышь, не козел. Верно, анда Джарчи?

— Верно, Хулдар. Кто хочет крови убийцы, тот не пожалеет и своей.

Спокойно-усмешливый говорок нойонов бесил Джамуху. Им ничего не нужно, они не хотят ни о чем думать, не желают сражаться.

— Вы пойдете вперед!

— Аучу-багатур, разве не ты над нами главный? — спросил Хулдар.

— Как не я?

— А Джамуха думает, что он тут над всеми главный. И над тобой тоже.

— Ты зря так думаешь, Джамуха. И зря много кричишь.

— Я буду молчать. Посмотрим, как вы возьмете Тэмуджина.

— Возьмем. Из ущелья выхода нет. Он как лиса в норе. Выкурим.

Управимся без тебя!

Теперь Джамуха знал, что делает не так. Убирая Тэмуджина, он помогает возвыситься Таргутай-Кирилтуху. Анда еще не связан, способен сражаться, а самонадеянный Аучу-багатур уже не хочет делить славу победителя, уже отталкивает в сторону.

Воины сгоняли в кучу пленных. Спешенные воины Тэмуджина понуро шагали мимо. Джамуха многих знал в лицо. Встречаясь с ним взглядом, они отворачивались, злобные, непримиримые. Среди пленных оказался и нойон племени чонос Улук-багатур. Он был ранен в руку, прижимал ее к залитой кровью груди, спотыкался, за ним, стянутые одной веревкой, шли все семь сыновей.

Джамуха фыркнул:

— Попался, старый дурак! Защитил тебя Тэмуджин?

Тихо, почти не разжимая бескровных губ, Улук-багатур сказал:

— Я слепну от старости, а ты — от глупости. Спроси себя — куда идешь?

Что несешь людям?

— А ты знал, куда идешь?

— В моем ли возрасте начинать дело, не подумав?

Аучу-багатур свесился с седла, заорал в лицо старику:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза