Гонимые и неизгнанные

Паскаль у меня приходит к концу, т. е. в переписке, но ещё надо перевести две большие главы, как скоро кончу, перешлю к вам. Наталья Дмитриевна вам писала, должно прийти письмо через монахиню, которая поехала в Ирбит. Барятинский сам хотел к вам написать с Францевым - наше хозяйство в том же виде. Алексеем я покуда очень доволен. Главное, что все делает по доброму желанию и не бывает пьян.

В понедельник после масляницы нас перепугал пожар соседнего дома, так что мы было стали выбираться. Но его затушили, кончилось одним большим сараем с сеном и мукою, который, однако, успел сгореть. Главное, я боялся, чтобы этот случай не разохотил брата бродить по улицам, ибо и он был на пожаре. Однако, слава Богу, это не обратил в привычку - и он по-старому сидит дома, а я разношу пуки стихов в Симбирск и к прочим.

13 мая

Узнал, что Лунина увезли в Нерчинск, вероятно за его бравады в письмах. Каким-то образом тут потерпели ксендз и какие-то два учителя. Якубович просится на прииски.

26 мая

Мы получили ответ из Омска. Пишет Штубендорф1, что действительно был запрос К., нет ли препятствия перевести (в письме стоит пробел, вероятно, потому, что Штубендорф позабыл фамилию Оболенского), в Туринск. Так как вас нельзя перевести в Туринск, следовательно, дело идет об Оболенском, потому что Михайло Александрович ни о ком другом их не спрашивал.

Скажите Анненкову, что деньги его будут непременно отправлены к нему завтра, я уже видел предписание к казначею, который их не задержит. Ноты ваши отданы по принадлежности. Только вы бедную Ольгу Ивановну ввели ими в страшное положение. Когда разрезали посылку и увидели ноты, то спросили у нее, давно ли она играет на фортепианах. Она так потерялась, что говорит: "Это не для меня, для моей дочери". - "А, так ваша дочка нынче играет на фортепианах?" Бедная старуха говорит, что она от стыда не помнит, как вышла из почтамта.

Такого рода вещи лучше было бы адресовать на имя поэта. Стихи с нотами гармонируют, а ноты с Аленой Ивановной в такой дисгармонии, что хоть кому покажется странным.

Вы напрасно на меня дуетесь и не хотите писать особых писем. Во-первых, я не сочиняю к вам писем, а говорю, как на ум взбредет. Не помню порядочно, что вас могло озадачить. Помню только, что я говорил вам что-то под влиянием мысли, при которой я представил себя на вашем месте с необходимостью писать во все стороны, а совсем не в том дело, чтобы переписка с вами меня тяготила. Если бы это было так, я бы сказал об этом попроще, а не окольными дорогами.

Слава Богу, что детям выходит позволение ехать. К какому-то сословию их припишут? Вероятно, по случаю этой просьбы собирают теперь сведения о всех детях государственных преступников. Хотят, конечно, ими распорядиться. Только бы не причислили к кантористам. Чего доброго?

Наталья Дмитриевна будет вам писать после, а теперь кланяется дружески, равно и Михайло Александрович, который сейчас отправился по духовной части хлопотать за какого-то мальчика о принятии в семинарию, а я у него пишу.

Е.П. Оболенскому

29 мая 1841 года

Спешу, любезный друг Евгений Петрович, уведомить тебя поскорее о том, что я недавно узнал касательно вашего соединения с Пущиным. С месяц тому назад или недели три был запрос к нашему генерал-губернатору, нет ли какого препятствия о переводе тебя в Туринск. Разумеется, князь отвечал, что нет, - следовательно, месяца через два или три мы можем с тобою увидеться. Когда меня переводили сюда, то спрашивали в конце ноября, а бумага обо мне пришла в Иркутск в конце генваря. Одним словом, кажется, ты можешь уже исподволь приготовляться к отъезду, а Пущин встретит тебя - я уже уведомил его. Ему эта новость будет приятна, но не столько, как если бы вас соединили под Иркутском: Восточная Сибирь ему больше нравится. Вот, любезный друг, после двух с половиною лет и мы с тобою хоть ненадолго, а увидимся.

Вероятно, тебя везде будут держать сколько возможно: около Иркутска, в Красноярске; да и к нам когда попадет эта птичка, то нескоро из рук наших вырвется.

К Александру Лукичу я давно не писал, обними его за меня, когда его увидишь. Мир раздирает его теперь на части. Но Господь с людьми своими и свое строит, и свое попускает часто, очень часто непостижимое для ума.

И.И. Пущину

3 июня