Гонимый в даль из Кашгара в Кашмир

Именно здесь, в преддверии этом, в самом Кашгаре пребывал я отныне. Не как путешественник, не как учёный-исследователь или турист заурядный, но как беженец несчастный, изгнанный из большевистского «рая», потерявший родину, семью, дом, собственность, оставшийся без гроша в кармане!

Кашгар. Вид на руины древнего города. (Ф. Шрадер, 1878)[6]

Здесь обнаружил я отделение Русско-Азиатского банка, и поскольку являлся его старым клиентом, управляющий предоставил в моё распоряжение комнату. Здание банка располагалось на территории вне городских стен, неподалёку от реки Тюмен, на берегу которой стоит древнее городище.

Рассчитавшись с киргизом, моим верным спутником, который провел меня сквозь все трудности и опасности путешествия, оказался я без денежных средств. А потому сразу же пришлось озадачиться поиском какой-нибудь работы, дабы обеспечить своё существование. Возможность навсегда остаться в Кашгаре никогда не приходила мне в голову. Найти работу по своей специальности казалось маловероятным или вовсе невозможным, а потому мысли мои всё время устремлены были на юг, где в ясный день вдалеке можно было различить заснеженные вершины Кунь-Луня. Там, за горными пустынями Каракорума и кряжами Гималаев лежал Кашмир, страна поэзии, романтический порог далекой Индии, где не перевелись ещё люди цивилизованные, откуда открывались широкие пути во все уголки мира.

Кашгар, улица и стена старого города. (К.Г.Э.Маннергейм, 1907)[7]

Однажды вечером вышел я прогуляться по берегу реки. Он был переполнен людьми и животными. Погонщики купали и мыли своих лошадей. Вереницы ослов, каждый из которых был загружен парой специально сконструированных бочек, переходили вброд по воде, достигавшей крупа, и поочерёдно останавливались в ожидании, пока их бочки наполнятся водой. По дороге, ведущей от ворот к реке, люди гнали вереницу изможденных лошадей с вьючными седлами на спине.

«Ка-ирдан атлиар келган? (Откуда лошади пришли?)» – спросил я погонщика. «Сринагардан, – с гордость ответил он, – Сринагар – дан!»

Сердце моё встрепенулось. Впервые услышал я устами произносимое название: Сринагар! – столица Кашмира: доныне было оно для меня лишь понятием географическим. Теперь я находился почти в пределах его досягаемости и глядел на лошадей, только что прибывших с тяжелыми грузами из богатой земли Лала-Рук15; они прошли через ледяные перевалы Гималаев, через безжизненные пустыни Каракорума, усеянные костями животных – тех, что погибли на обочинах дорог, отметив путь для вслед идущих караванов.

Кашгар. Вид на реку и город с террасы Российского консульства. (К.Г.Э.Маннергейм, 1907)[7]

Собственно говоря, вся обширная равнина, на которой стоит город Кашгар с окружающими его городами и деревнями, есть не что иное, как пустыня, потому что даже берега рек, протекающих через неё, Тюмен, Кызыл-су и Гез безжизненны и бесплодны. Только там, где устроены арыки и организовано искусственное орошение, растут деревья и трава, зеленеют сады и виноградники. Орошаемые земли отделяет от пустыни резкая граница. Где нет воды, там ничего не растет, кроме верблюжьей колючки Alhagi camelorum с глубоко уходящими корнями и кустов каперса Capparis spinosa16, раскинувшегося на земле, с жёсткими темно-зелёными листьями, красивыми белыми цветами и стручками, которые, открываясь, обнаруживают тёмно-красное нутро. Как ни странно, местные жители не собирают ценных в гастрономическом отношении бутонов каперса, и китайцы привозят их из Шанхая.

Вид Кашгара. (D.T. Hanbery, 1894)

Кое-где по берегам арыков и речек встречаются заросли боярышника, сплошные массы колючих кустарников всех видов. Но в большей части долины, особенно на каменистой почве, ничего не растет. В этом нет ничего удивительного, ведь количество осадков в Кашгаре редко превышает пяти сантиметров в год. Влага идет из Атлантики, но высоты Памиро-Алая действуют как гигантский барьер, своего рода конденсатор, вызывающий дождь, так что Кашгарской равнине влаги достаётся крайне мало.

В геологическом отношении равнина Кашгара является продолжением Ферганской впадины, просто отделена от неё высоким перешейком, соединяющим хребты Тянь-Шаня и Алая. Но перешеек этот достигает высоты четырёх тысяч метров – вот почему судьба Восточного Туркестана совсем иная, нежели Западного. Мне вся эта местность сразу же напомнила Фергану, богатую провинцию русского Туркестана. Природа, животные, растения, люди, здания – всё здесь примерно как там. В средние века страна была известна как Уйгурия, в то время как русские называли её Малая Бухара17.