– Погодите, погодите, – не унимался Милен, – то есть вы всерьёз хотите, чтобы мы убили самого охраняемого человека нашей чёртовой страны? И при этом не сдохли от рук кучи профессиональных охотников, идущих по стопам? А, погодите, я же забыл ещё о ста пятидесяти миллионах простых добропорядочных граждан, что хотят снять с нас шкуру, дабы заработать лишнюю копейку. Но и не стоит забывать о том, что мы с тобой, мой друг, – он обратился к Артуру, – скоро сдохнем от отравы, введённой в наш организм. Как вам такое, а? Ничего не забыл?
– Да, задание не из простых, – согласилась Мама, – но и время сейчас не простое…
– Как же вы не поймёте, что это не реально? Даже годами существующее сопротивление или, как нынче модно говорить, аппозиция, и то не смогли подобраться так близко к нему.
– Мы согласны! – оборвал Артур, поймав на себе непонимающий взгляд Милена.
– Вот и чудненько, – Мама удовлетворённо улыбнулась, – нисколько в вас не сомневалась.
Они проследовали к лифту, радушно открывшему свои двери. Всю дорогу Милен то и дело что-то бурчал и ругался, повторяя одни и те же слова:
– Идиот, вот идиот, какой же идиот…
– Значит, мы договорились? – Артур протянул свою руку.
– Я не гарантирую твою жизнь, но мы постараемся спасти твою жену, – Мама на удивление крепко пожала протянутую ей ладонь.
Даже сквозь перчатку Артур почувствовал механическое суставы, крепко сжавшие его руку.
– Лифт довезёт вас до нужного этажа, там уже всё приготовлено к операции, я останусь тут, мы скоро ждём гостей, что придут за вами, господин Громов.
– Почему именно я? – спросил Артур.
– Я умею разбираться в людях, ты единственный, кому это под силу, – ответила Мама и слегка по-доброму улыбнулась.
– Операции, какой ещё на фиг операции? – продолжил бурчать Милен.
– Идёмте, – сказала Ким, заходя в кабину лифта.
Двери закрылись, и лифт плавно отправился на нужный этаж.
_______________________
– То есть как это? – верещал в трубку Кельт, – как вы, дебилы, могли позволить им увезти его? – Да вы хоть представляете, что будет, если они уйдут от нас? Почему эта морамойка опять лезет в мои дела?
Сбивчивый голос в трубке пытался оправдываться, но от этого Кельт продолжал кричать ещё сильнее.
– Ну уж нет, – прошипел он, – я так это не оставлю, я лично позабочусь о том, чтобы вы не смогли найти работу даже дворником!
– Рудольф Владимирович, не хотите кофе? – из слегка приоткрытой двери раздался приятный нежный голосок секретарши.
– Пошла на хер! – выпалил Кельт, но тут же резко сменил тон и вновь позвал секретаршу.
Машенька осторожно вновь приоткрыла массивную дверь в кабинет своего шефа и просунула туда голову.
– Мне нужен эфир через десять минут, милая, поняла?
– Да, Рудольф Владимирович, – покладисто ответила девушка, отдавая себе отчёт в том, что лишние вопросы сейчас окажутся действительно лишними.
За много лет работы она прекрасно научилась понимать настроение своего шефа и по совместительству любовника. Разумеется, ни о какой симпатии речи и быть не могло, однако щедрое финансирование её услуг с лихвой компенсировало все издержки.
Девушка мгновенно исчезла в недрах здания корпорации, а Кельт ещё сильнее прижал трубку к уху и спокойно произнёс:
– Я дам тебе ещё один шанс, мистер Ромэн, не упусти его, иначе я лично занесу твоё имя на доску почёта павших охотников.
Ответа он не дослушал, хотя, прекрасно знал, что ни один человек за исключением, разумеется, Президента, в здравом уме не будет с ним спорить. Вообще иерархия в стране была сложной штукой. От поколения к поколению власть удерживалась правящей партией, и никто не мог сравниться с их могуществом, прикрываемом искусственной завесой демократии и призрачной свободой, бросаемой, подобно обглоданной кости нищему народу. Впрочем, с развитием коммуникаций и безграничных медиапространств, публичные люди начали набирать популярность и не считаться с их мнением становилось опасным. Именно эти ошибки привели к печальным последствиям второй гражданской войны в две тысячи двадцать четвёртом. Никто тогда и помыслить не мог, что горстка безобидных оппозиционеров, собирая пожертвования через интернет, способна на немыслимые для тогдашнего правительства поступки. Десятки людей смогли вдохновить сотни, а сотни в свою очередь сподвигли тысячи. Подобно снежной лавине гражданское недовольство переросло в погромы на улицах. Изначально мирные протесты переросли в вооружённые столкновения с полицией.