Понимая, что на самом деле никого постороннего в туннеле нет, Ваня сделал над собой усилие, глубоко вдохнул, выдохнул, затем снова вдохнул и заставил себя думать, что ему слышится натужное сопение Штефана, а не запредельное дыхание туннельной мглы.
Вскоре до обостренного слуха Вани донеслись частые, почти неслышные чирканья. Кто-то бежал по туннелю. Его удивила легкость бега. Словно некто, лишь слегка касаясь носками шпал, парил над рельсами. Но самым поразительным было отсутствие света. Кто-то мчался по перегону – Ваня не сомневался, что это человек, а не какой-нибудь мутант – с выключенным фонарем, совершенно не заботясь о том, что может расшибиться насмерть.
Бегущий был совсем уже близко, и Ваня крепче сжал автомат, готовясь открыть пальбу по первому знаку штурмбаннфюрера. Тяжело, конечно, целиться на звук, но выбирать не приходилось.
Вдруг раскатистым эхом по перегону разнесся звонкий девичий смех, и ясный женский голос радостно прокричал:
– Аве и Ева, идущие к свету, приветствуют вас, мальчики!
Кто-то с быстротой молнии промчался мимо Вани. Только потом, когда еле уловимый ветерок обдал лицо, он сообразил, что это была сестра гауляйтера. За полгода жизни в Рейхе Колосков видел ее всего несколько раз, ибо она не любила показываться на людях. Но Ваня узнал голос Евы. Ошеломленный, он никак не мог прийти в себя, не понимая, как девушка могла вычислить засаду в почти абсолютной темноте. Видимо, те же самые мысли пришли в голову штурмбаннфюрера.
– Дерьмо! – выругался он. – Как она нас… дерьмо!
– Герр Брут, это была Ева Вольф? – подал робкий голос Штефан.
– Заткни пасть, Поппель! Сиди молча!
Легкий бег Евы вскоре перестал быть слышен, и в туннеле вновь повисла тягучая тишина. Опять Ваню начало преследовать ощущение постороннего присутствия. Как будто, кроме Брута и Штефана, еще кто-то сидел в засаде и сквозь толщу тяжелой беспросветной мглы следил за ним. И это было нечто нечеловеческое. Или, может быть, зачеловеческое, за пределами человеческого. Еще живя на Баррикадной, Ваня слышал множество баек о том, что есть такие места в туннелях, где на путника накатывает необъяснимый ужас. У некоторых караванщиков даже имелись карты метрополитена, где были обозначены опасные в ментальном отношении зоны. Может, они находятся в одной из них?
«Но почему тогда беспричинный страх возникает только у меня? – спросил себя парень. – И Брут, и Штефан вроде бы ведут себя адекватно…»
Ванины размышления неожиданно прервались. Он заметил три огонька, а затем ухо уловило шарканье шагов. К засаде приближалась чья-то команда. Парень весь напрягся, сжал крепче автомат, прицелился в один из огоньков. Палец его беспрестанно елозил по спусковому крючку, но штурмбаннфюрер отчего-то не стрелял, и Ваня, следуя инструкции, терпеливо ждал.
Бледно-желтые лучи блуждали по стенам туннеля совсем рядом с засадой, уже слышалось пыхтение быстро идущих людей, а Брут все медлил. Ваня перестал дышать; еще немного и он, ослушавшись приказа, нажмет спуск.
Однако штурмбаннфюрер его опередил – вспышка сбоку, а следом короткая очередь на мгновение оглушили и ослепили парня. Ваня выстрелил следом, а секунду спустя начал палить Штефан. Фонари погасли, и кто-то открыл огонь в ответ. Колосков молниеносно сообразил, что этот кто-то – один. Двое других либо убиты, либо тяжело ранены. Вот почему штурмбаннфюрер вплотную подпустил к себе противника – чтобы бить наверняка. Ваня и Брут одновременно выстрелили, и в ответ уже никто не огрызнулся из автомата, но лишь протяжно застонал. Все! Бой закончился, не успев даже как следует начаться.
Штурмбаннфюрер, а следом Ваня и Штефан кинулись к побежденным врагам.
– Так-так, два двухсотых, один трехсотый, – заключил Брут, освещая убитых и раненого фонарем, – неплохой улов. Кто хочет добить трехсотого?
– Можно я, герр Брут, – с придыханием произнес Штефан, – во имя партии и расы, можно я…
Ваня включил свой фонарь, осветив лицо лежащего навзничь тихо стонущего молодого мужчины, и обомлел.
– Никита… – прошептал он дрожащим голосом. – Никита… ты…
Мгновенно вспомнилась тесная каморка на Баррикадной, импровизированный детский сад для немногочисленных малышей. Маленький Ваня играет в солдатики с лучшим другом Ником. Разноцветных солдатиков с поверхности принес один из сталкеров. Ваня хватает пластикового автоматчика в каске и восторженно кричит:
– Трррр! Я убил тебя! Убил!
– Трррр! – стрекочет в ответ Ник, вертя в ручках раскрашенного красноармейца. – Это я убил тебя! Я!
– Нельзя так, – вмешивается в спор детей пожилая воспитательница Зинаида Александровна, – друзья не стреляют друг в друга…
…Подростками они подглядывают в душевой за сверстницами.
– Инка будет моей женой, – шепчет Ник.
– Нет, она будет моей, – улыбается Ваня.
– Нет, моей…
Спор так ничем и не заканчивается, поскольку оба получают мокрым полотенцем по затылку от дородной банщицы, а затем и по два наряда на работы, когда слух об их безобразиях доходит до начальника станции…