Тетли побил рекорд самого продолжительного путешествия на многокорпусном судне и приближался к мысу Доброй Надежды. Что касается Муатесье, у него не было передатчика (француз пресек все попытки установить на борт яхты оборудование подобного рода, объяснив, что электронные приборы не только раздражают его, но и представляют опасность, так как отвлекают от серьезной навигации), но было известно, что романтик морей уже нагнал Нокс-Джонстона. В данный момент он, заполняя свой судовой журнал вычурными ругательствами в адрес цивилизованного мира, всей душой наслаждался пребыванием в ревущих сороковых. Его соотечественник, Лоик Фужерон, напротив, не получил никакого удовольствия от знакомства с районом сороковых: там его яхта перевернулась и растеряла бо́льшую часть припасов. Он решил, что цивилизация в общем-то не такая уж и плохая штука, и в данный момент направлялся к долгожданной суше.
Единственным участником гонки, которого Сейл не удостоил внимания в статье, посчитав неинтересным, был Дональд Кроухерст. Между тем заголовок статьи «Неделя, когда все случилось» относился к нему в большей степени, чем к кому бы то ни было. Просто Кроухерст никому ничего не сказал об этом.
Новости о других участниках гонки, получаемые порциями по радио, должно быть, одновременно напугали и обнадежили капитана тримарана. Случившееся лишний раз подтверждало, насколько опасно находиться посреди океана в маленькой яхте. Но по мере сокращения числа участников у Кроухерста забрезжила надежда на то, что если он каким-то образом пройдет весь маршрут, то, возможно, станет единственным, кому удастся это сделать. Похоже, даже Нокс-Джонстон не сможет вернуться в Англию на своей потрепанной штормами яхте. Впрочем, услышав в новостях от 19 ноября о том, что молодому яхтсмену удалось пройти мимо Новой Зеландии, он сделал следующую полную восхищения запись: «А он неплохо идет. Удачи ему, скотине».
Парализованный нерешительностью, Кроухерст почти совсем остановился. Погода была отвратительной, и следующие три дня яхтсмен медленно кружил по океану к северу от Мадейры и за всю неделю продвинулся всего лишь на 180 миль к югу.
Есть свидетельства, что в эти дни он был очень близок к тому, чтобы пристать в ближайшем порту – в столице Мадейры Фуншале – и немедленно выйти из проекта. Помимо тетрадей, использовавшихся для ведения судовых журналов, у яхтсмена имелся еще и блокнот для случайных записей. Некоторые из сделанных им заметок сохранились. Так, на одном из листов Кроухерст нарисовал подробную карту Фуншала со всеми необходимыми данными для швартовки в тамошнем порту, включая информацию о приливах, высотные отметки и якорные стоянки. Также на борту тримарана находились все тома «Лоций» Адмиралтейства Британии, где описывались береговые линии материков и приводились опасности, подстерегающие мореходов во время швартовки в различных местах. Когда Кроухерст отчаливал, его «Лоции» были новыми и лежали в нераспечатанных пакетах. После путешествия страницы с данными по портам Мадейры были сильно захватаны пальцами и пестрели заметками.
В четверг 21 ноября яхтсмен провел второй сеанс радиосвязи со Стэнли Бестом. Тут поведение Кроухерста становится совершенно необъяснимым и загадочным. Мы знаем, что он хотел выложить спонсору свои соображения о затруднениях, касающихся времени и денег. Довольно жалостливый рассказ о проблемах, возможно, подвиг бы Беста предложить Кроухерсту выйти из проекта и, таким образом, позволил снять с него всякую вину за отказ от продолжения борьбы. Перед вторым радиотелефонным разговором моряк даже переписал различные варианты выхода из гонки из Судового журнала № 1 в радиожурнал, готовясь перечислить все аргументы один за другим. Но как говорит Стэнли Бест, вопрос о выходе из регаты опять не поднимался. Разговор продолжался семь-восемь минут и был посвящен, по словам Беста, технической стороне проблемы вычерпывания воды. Кроухерст также предупредил, что из-за неполадок с генератором в дальнейшем у него, возможно, будут перебои с радиосвязью.
Последняя реплика на самом деле представляет собой первый ключ к расшифровке истинных намерений Кроухерста. Объяснить неискренность яхтсмена можно тем, что он – как и во время разговора с Клэр в Тинмуте – в конечном счете не смог заставить себя сделать уничижительное признание в проигрыше. Однако есть и другое объяснение. Вероятно, в какой-то момент между планированием звонка и разговором с Бестом в голове у Кроухерста начал зреть и обретать форму совершенно иной план решения проблем, при помощи которого можно было бы сгладить текущие неудачи, и эти новые намерения уже нельзя было обсуждать с Бестом.