Гонка за счастьем

И не то чтобы они нуждались в материальных благах — у них давно уже есть все, но это, в дополнение к почету и славе, дает еще и массу бесплатных льгот и привилегий до конца дней… и даже более того — включая конец, и далее, что за ним, минуй он нас подольше, следует. В общем, после этого можно ни о чем не волноваться — будешь упакован по полной программе и родственников избавишь от житейских проблем навечно…

Ему об этом не стоило говорить раньше времени, пусть пребывает в неведении, это — ее сюрприз, подарок, вклад в семейную копилку, хотя над этим и придется еще ох как посуетиться… ну, да ей не привыкать, нужно только не отвлекаться по пустякам, все держать под контролем и долбить в одну точку…

А вот оперу ему действительно придется закончить в срок, тогда речь может пойти о Ленинской или о второй Госпремии… Да, такая перспектива стоила того, чтобы ради нее потрудиться и украсить концертную программу новой грандиозной работой. Это было бы эффектно — композитор, дирижирующий новой оперой собственного сочинения в преддверии своего юбилея.

И он закончит ее, несмотря на все свои выкрутасы, она его дожмет… Сколько же времени ушло у него на нытье и раскачку! Все тянул и никак не мог решиться всерьез засесть за работу — по его словам, не хватало запала, нужен был импульс, вспышка, озарение…

И вот, пожалуйста, накатило — откуда, интересно, взялась такая прыть теперь? И кто же этот импульс? И что его так озарило?

Эта ударная вахта — с налету, без всяких переходных периодов — тоже выглядела неестественной, такого давно с ним не происходило… Теперь если он находился дома, то вкалывал, как одержимый, по шестнадцать часов в сутки, переселившись в дальний кабинет, объясняя это тем, что там можно работать по ночам, не опасаясь никого разбудить.

Надо же было так облапошиться — тогда она поверила, что его действительно проняло и на уме у него только опера да юбилейный гранд-парад. Он и раньше, в лучшие времена, иногда не мог спать ночью, когда загорался новой идеей, так что она поверила вдохновенному приливу и на этот раз. У него это называлось «эффектом незавершенного действия», что означало — не закончит работу, если будет откладывать ее. Именно поэтому ему и нужно ловить этот творческий подъем — в любое время суток, когда работа идет и получается что-то стоящее. Несмотря на то что он — типичный жаворонок, в творческие периоды об этом обстоятельстве ему приходится забывать и работать, когда осеняет, а происходит это иногда как раз в ночной тишине…

Может, частично так и было — через шесть месяцев он вчерне закончил основные инструментальные и вокальные партии, ввел хоровые вступления, написал увертюру, оставалось поработать над репликами, речитативами, сделать связки и инструментальную ретушировку. При его нынешних темпах — всего ничего, не более, чем на месяц размеренной работы…

Но тут имелась одна странная неувязка, которая также насторожила ее — прежде, находясь в творческом подъеме, он нуждался в ней больше обычного. На него накатывало какое-то общее обновление, и желание физической близости находилось в прямой зависимости от духовного подъема. Да, так бывало всегда — постель неизменно становилась ощутимым духоподъемным средством. Раньше ей иногда приходилось даже в шутку отбиваться от него, когда активность била через край, но это была, конечно же, игра, которая доставляла удовольствие обоим.

В последние годы всего поубавилось — и его творческого горения, и любовного пыла, но отсутствие последнего она приписывала типичной особенности мужского организма затухать к известному возрасту.

Что ж, никуда не денешься — двадцать три года вместе, почти не расставаясь, срок немалый, но ей всегда хотелось и удавалось оставаться для него желанной и, что гораздо важнее, и раньше, и особенно с годами, необходимой.

На этот раз он не только не проявлял никакой инициативы, но на ее недвусмысленное появление ночью в его кабинете прямо и без лишних церемоний заявил, что из-за объема и напряженности работы совсем потерял форму… Даже не извинился — не заметил, что обидел ее…

И тогда она поняла, что ее просто-напросто обвели вокруг пальца, и твердо решила докопаться до истины — возраст возрастом, но почти четыре месяца воздержания — это было не только не свойственно ему, но и полностью противоречило опыту всей их предыдущей жизни. В особенности на фоне общей подозрительной эйфории. В общем и целом, сведя все концы вместе, докопаться оказалось не так уж сложно…

Еще раз просмотрев фотографии, она положила их в пустую папку и спрятала на дно комода.

Она давно перестала заблуждаться на его счет — не от мира сего, но ухо с ним нужно было держать востро, когда дело касалось амурных игрищ на стороне… С его темпераментом он всегда был не прочь порезвиться, и она понимала, что полностью ей это не удастся истребить, поэтому кое на что закрывала глаза — пусть думает, что она не все замечает, главное, чтобы знал меру и не заходил далеко. И он не заходил, потому что она все предвидела заранее, правильно просчитывала, всегда бывала начеку.