Гонка за смертью

«Догматы о подневольных мертвецах» стали последним даром мертвых богов. Почти тысячу лет назад бог хаоса Сеш дал людям методы волшебного порабощения – до того, как наши старые боги покинули мир живых и оставили нам загробный мир, или «дуат» на древнем языке аркийцев. Я упоминаю Арк только потому, что именно они радостно ухватились за возможности, которые давала связывающая магия. Именно они усилили «Догматы» с помощью своего Кодекса порабощения. Именно они превратили этот мир в долину смерти.

Гаэрвин Джубб, «История Дальних Краев»

В загробном мире тесно.

Поначалу там было холодно и тихо. Я не увидел ничего, кроме пустой тьмы. Хотя мне сразу стало ясно, что истории о сияющих полях кукурузы и горах, окруженных облаками, – это куча дерьма, какое-то время в загробном мире было спокойно.

Затем зазвучали голоса. Сначала один; заунывным тоном он повторял одно слово снова и снова. Затем другой – сердитый; он говорил на чужеземном, совершенно непонятном языке. Когда возникал очередной голос, появлялась тень его владельца, очертания которой мягко светились. Я посмотрел вниз и увидел лишь тусклые границы моего собственного тела. Никаких ран, только края тела, нарисованные светом и тенью, словно я сделан из чистейшего стекла.

Голоса звучали все громче, их число увеличивалось до тех пор, пока шум не превратился в огромный, перенаселенный ландшафт. Здесь не было ни деревьев, ни построек, возведенных человеком, – ничего, кроме нескольких угловатых черных камней, похожих на стекло; камни блестели от стекающих по ним ручейков. Под ногами лежали острые кусочки сланца. На нем стояли тысячи – нет, миллионы и миллионы мертвецов, бесконечное множество призраков, очерченных тенью и утраченными воспоминаниями.

Бесконечная толпа тянулась вниз, в черную долину – столь широкую, что ее края растворялись в дымке, и такую длинную, что ее начало было серым размытым пятном на чужом горизонте. Небо было чернее самой черной ночи. Я бы предположил, что стою под бездонной пропастью, если бы не сталактиты. Они, зазубренные и зловещие, висели, словно перевернутые горы, разрушая черноту то здесь, то там. Вдали поблескивало кольцо из пяти звезд, в центре которого находилась еще одна, более яркая звезда. Я понял, что мог бы идти сто лет, и все равно бы до них не добрался.

Мысль о смерти по-прежнему вызывала у меня дрожь; воспоминание о ней было столь ярким. Но меня тревожила не данная несправедливость и не так называемый загробный мир, а гул голосов и давление призрачных тел. Пока я стоял там, разинув рот, бесчисленное множество новичков столпилось позади меня; их еле заметные ноги топали по лужам, наполненным чернильно-темной водой. Продвигаясь в мою сторону, они тоже завыли мне в ухо. Крики, обращенные к любимым. Животные стоны от боли. Постоянные, душераздирающие рыдания. Истерическое или старческое бормотание. Это было невыносимо.

Я попытался дать им отпор, но это было все равно что пытаться оттолкнуть воду. Когда я не двигался, людская волна несла меня вперед, дюйм за дюймом. Я протестовал, но мои ноги все равно скользили по мокрому сланцу. Я оказался запертым в чужом кошмаре, и в тот миг, честно сказать, он сводил меня с ума. Заткнув уши руками, я закричал:

– ЗАТКНИТЕСЬ! ЗАТКНИТЕСЬ! ЗАТКНИТЕСЬ, МАТЬ ВАШУ!

Я почувствовал, что призраки вокруг меня вздрогнули. Они замерли. Воцарилась мертвая тишина – простите за каламбур. Мой крик затих. Его эхо не вернулось ко мне. Тишина была еще более безграничной, чем голоса. Даже не открывая глаза, я чувствовал на себе тяжесть их взглядов. Когда я все-таки открыл глаза, то увидел сотню призрачных лиц, обращенных в мою сторону. Каким-то образом я понял, что бесчисленное множество других людей в огромной толпе сделали то же самое. Возможно, весь океан усопших сейчас смотрел на меня. Их взгляды ни в чем меня не упрекали, не выражали никаких чувств. Они были бесстрастны, словно стеклянные шарики.

Я, как и подобает добропорядочному крассу, начал думать о том, как извиниться перед ними. Но не успел я выдавить из себя что-нибудь подходящее случаю или сообщить о том, что я тут недавно, как они заговорили снова – не все вместе, а по очереди. Первый был где-то вдалеке и бурчал что-то про голод. Второй находился поближе, но его слов я разобрать не мог. Третий оказался совсем рядом, и своим призрачным затылком я ощущал его ледяное дыхание. Вот его я услышал.

– Мы призываем замочного мастера, предвестника перемен.