Гонки на выживание

– Ну, во-первых, она тебя любит. Во-вторых, она совершенно не похожа на большинство женщин, с которыми ты до сих пор встречался. Она ребячливая, непосредственная и великодушная.

– Ребячливая? – нахмурился Даниэль.

– Я не имею в виду инфантильность. Но она молода, этого ты не станешь отрицать.

– Слишком молода для меня?

Фанни покачала головой.

– Я никогда не верила в возрастные барьеры, Дэн. Несколько седых волосков ничего не значат, так что не бери в голову. – Она улыбнулась. – Твоя Барбара – типичное дитя любви, позлащенное калифорнийским солнцем. А что думает о ней Андреас?

– Мне кажется, он влюбился с первого взгляда. Только учти, – напомнил Даниэль, – в последнее время я мало его вижу. Мы часто встречаемся, но всегда ненадолго, и разговор обычно вращается вокруг его дочки.

– Говорят, маленькая Роберта – настоящая похитительница сердец, – усмехнулась Фанни.

– Вылитый портрет своей матери. – Небольшое облачко набежало на лицо Даниэля. – Правда, мы практически не встречаемся.

– Что, Андреас все еще играет в свои игры?

– Должно быть, у него есть на то свои причины, – пожал плечами Даниэль.

– Хотела бы я понять, в чем они заключаются, – сухо заметила Фанни.

Барбара совершенно преобразилась за первые месяцы пребывания на Манхэттене. Она сознательно и целенаправленно во многом изменила себя, чтобы вписаться в мир Дэна Стоуна, но воздвигла барьер вокруг оставшейся части, доступ в которую был открыт только самым близким друзьями и ее дорогому Дэнни.

Даниэль предоставил ей полную свободу в переустройстве своей квартиры: сразу по приезде Барбара нашла ее элегантной, но чересчур холодной. Она делала набеги на художественные галереи и магазинчики в Гринвич-Виллидж, приносила домой всякие мелочи – лампы, декоративные подушки, ковры, растения, постепенно преображавшие квартиру, вносившие в обстановку оживление и разнообразие.

По утрам, когда Даниэль уходил, Барбара звонила своему новому агенту, узнавала новости о прослушиваниях, а потом шла в свой танцкласс на Университетской площади, где занималась до седьмого пота всю первую половину дня. По окончании занятий она отправлялась с новыми друзьями куда-нибудь поесть и выпить кофе, потом гуляла в парке, заглядывала в магазины или снова шла заниматься в классе.

По вечерам, когда их с Даниэлем приглашали на обед, Барбара обязательно возвращалась домой пораньше, чтобы привести себя в порядок и одеться так, чтобы сразить всех наповал – больше всего на свете ей хотелось, чтобы ее Дэнни гордился ею. Но еще больше ей нравилось, когда он приходил домой, чтобы побыть с ней наедине. Тогда она готовила что-нибудь простенькое, они делили на двоих бутылку вина, потом ложились в кровать и смотрели какое-нибудь кино. Дэнни нравилось, как она готовит. Он говорил, что именно о такой простой пище мечтает любой мужчина, когда проголодается по-настоящему. К тому же раньше о нем никто никогда не заботился.

Месяцы безмятежного счастья летели незаметно. Барбара получила роль в небольшом театре и в двух рекламных роликах на телевидении. Даниэль не мог припомнить времени, когда он чувствовал себя таким счастливым.

Весной 1968 года он вернулся домой как-то вечером и застал Барбару сидящей со скрещенными ногами на ковре в холле. Одной рукой она поддерживала кота, в другой держала большой конверт.

– Это для тебя, – сказала она.

Даниэль наклонился, поцеловал ее в волосы и взял конверт. Кот спрыгнул с ее рук и с мурлыканьем потерся о его ноги.

– Что это? – спросил он.

– Открой – и узнаешь.

Внутри были два авиабилета.

– Нью-Йорк – Тель-Авив? – Он изумленно уставился на нее. – Но почему?

Она так и осталась сидеть на полу со скрещенными ногами.

– Потому что ты там ни разу не был.

– Это ты купила?

– Конечно, это я их купила. Я теперь сама зарабатываю, у меня есть деньги. – Она запрокинула лицо и взволнованно посмотрела на него. – Разве ты не хочешь съездить в Израиль, Дэнни?

Любовь вспыхнула в нем с такой силой, что он уронил билеты, опустился на колени рядом с ней и обнял ее дрожащими от волнения руками.

– Дэнни? – прошептала она. – Почему ты плачешь?

Даниэль еще крепче прижал ее к себе.

– Потому что ты для меня – все.

– И ты для меня. Но почему тебя это огорчает?

– Меня это не огорчает, Барбара. Просто мне хочется плакать. Этого словами не выразить. Это слишком много.

– Нет, – заявила она с искренней убежденностью, – это не слишком много. Это то, чего ты заслуживаешь. Ты имеешь право быть любимым, Дэнни.

– Но ты так хорошо меня понимаешь!

Она торжественно кивнула.

– Это правда.

Они остановились в отеле «Шератон», поели кошерной пищи, отдохнули, потом взяли напрокат автомобиль и поехали в Иерусалим. В Старый город они прошли пешком, оставив машину у Яффских ворот, и долго бродили по базарам, держась за руки, – темноволосый еврей с бородкой и златокудрая девушка-христианка. Старые арабы провожали их косыми и нелюбопытными взглядами, пока они, как зачарованные, любовались достопримечательностями, вдыхали экзотические запахи и впитывали звуки.