Сощурив глаза, Пастух, не мигая, смотрел на два гигантских белых самолета на самой дальней стоянке у противоположного края аэродрома.
Их пузатые, почти семидесятиметровые фюзеляжи, казалось, возлежали брюхами прямо на траве.
-- Видишь ли, дорогой мой лейтенант Хохлов, если бы дядя Костя мог сделать все, о чем ты абсолютно справедливо тут говоришь, он нашел бы, наверное, сотню других ребят кроме нас. Однако он почему-то их не нашел. Значит, не так все просто. Значит, не мог иначе. А нам -- хотим мы того или нет -- надо подтверждать класс и оправдывать репутацию. В общем, думать надо, Боцман. Смотреть и думать. Как говорил мой ротный, "шевелить шариками".
* * *
Обшарпанная черная "Волга" Голубкова притормозила у Тушинского аэродрома. От того некогда знаменитого московского летного поля, где столько десятилетий устраивались авиационные праздники и каждый год восемнадцатого августа все звенело и содрогалось от оркестров, игравших "Все выше и выше, и вы-ыше!..", теперь не осталось почти ничего. Чуть ли не все поле было заставлено торговыми рядами: ларьками, киосками, магазинчиками, здесь шла ныне своя жизнь, такая далекая и чуждая всему, что было прежде. Тут царило и правило, утверждая себя, сугубо земное, а небесному был презрительно оставлен лишь убогий маленький уголок, где сиротливо ютились ветхие спортивные самолетики да несколько вертолетов с эмблемами прославленного когда-то Центрального аэроклуба и армейскими звездами.
Голубкову смотреть на это было больно, но Артист и Муха, дети нового поколения, ничего странного или грустного во всем этом не видели. Им уже не дано было "почувствовать разницу", и полковник с грустью отметил это.
Их "Волга" въехала в неприметные ворота со стороны Волоколамки и подкатила к низкому дощатому строеньицу -- то ли сторожке, то ли бытовке строителей. Но, завидев эту "Волгу", оттуда немедленно, как чертик из табакерки, навстречу выскочил удалой малый в цветастой рубашке и таких же ярких шортах. Вид у него был крайне легкомысленный, однако обратился он к Голубкову строго по уставу:
-- Здравия желаю, товарищ полковник! Машина заправлена, к полету готова!
-- Эти товарищи со мной, -- коротко бросил Голубков, и они поднялись втроем на борт защитно-зеленого армейского Ми-8.
В салоне вертолета был всего один человек, и Голубков сказал ему:
-- Передаю вам этих молодцев, как говорится, с рук на руки. Все инструкции вами получены. Из кабины выглянул командир вертолета.
-- Куда, товарищ полковник?
-- В Чкаловскую.
Двигатели загрохотали, засвистели винты, вокруг машины поднялся вихрь. Вертолет, дрожа и покачиваясь, завис в воздухе, затем земля быстро ушла вниз и словно куда-то откатили и ухнули все земные проблемы, осталось только закатное небо позади машины и город внизу в огненно-медных лучах садящегося солнца.
Они летели невысоко, не выше двухсот -- трехсот метров, и открывающаяся картина была прекрасна и волнующа.
Прильнув к иллюминаторам. Артист и Муха молча смотрели на свой город.
Вон там, на Крылатских холмах, всего четыре дня назад они сидели на стадионе после гонок на выживание... Вон оттуда, из больницы в Сокольниках, похищали Трубача... Вон там, на Юго-Западе, скрывались и ждали развития событий в квартире Семена... И всего несколько часов назад, раз за разом вперед и назад проходя тем же фарватером, плыли в салоне теплохода "Москва-17"... А вон там, на Якиманке, в едва различимой крохотной церкви Иоанна Воина сейчас служил, наверное, вечерню отец Андрей.
Артист и Муха на мгновение оторвались от иллюминаторов, переглянулись и опять прижались к ним лицами.
Игрушечно маленький Кремль, поставленные на попа искрящиеся в солнце серебряные кирпичики Нового Арбата, улицы, улицы, разноцветные букашки автомобильчиков, ажурные перемычки мостов... -- все было как на архитектурном макете, подсвеченном низко висящим ярко-оранжевым фонарем. Как огромен город, понять можно было только отсюда, с высоты. Он уходил и скрывался за горизонтом с левого и с правого борта, и сзади, и по курсу.
Солнце садилось, и облака в густой вечерней синеве полыхали огненным светом, они были близко, куда ближе, чем с земли, и, покачиваясь, приближались к звонко грохочущему маленькому вертолету.
А с земли улетающий маленький вертолетик видели в этот час многие, провожали глазами, задрав головы. Люди жили в этом городе или были его гостями, но никто из них не догадывался, как связан с их жизнью и судьбами этот вечерний полет громко жужжащей стальной стрекозы...
От одной окраины столицы до другой личный вертолет Нифонтова пролетел всего за десять минут и, тарахтя, понесся над пригородными лесами и поселками к пункту назначения.
Вскоре среди холмов в огромной ложбине открылось поле аэродрома. Пилот связался с командным пунктом, получил добро на посадку и, снижаясь, направил вертолет куда-то в сторону от ангаров, штабных зданий и контрольной вышки руководителя полетов.
-- Ух, мать моя! -- вдруг, глядя вниз, воскликнул Муха. -- Семка, смотри!