Гонки с дьяволом

— Забыть. Мне кажется, что это очень трудно, почти невозможно.

— Женщине легче. Это вы, мужчины, живете и в прошлом, и в будущем. Для нас же главное — настоящее. Мы меньше думаем о том, что будет и стараемся забыть о том, что было. Нам больно вспоминать прошлое, так как в нем остается молодость и страшно думать о будущем, так как там — старость.

Заиграла музыка. Мы закружились в вальсе.

— Наш век короток!

— Почему же? Вы ведь живете дольше нас, мужчин.

— Я не о том. Мы живем всего лет десять-пятнадцать. Это время, когда мы остаемся женщинами в глазах мужчин. Не спорь! Я прекрасно понимаю все. Мы можем пользоваться любовью и уважением со стороны мужчин и позже. Но это не та любовь. В ней больше уважения и мало восхищения. А нам нужно восхищение! Вы любите нас почти как верных жен, как заботливых матерей. Мы это ценим, но пойми, это совсем не то!

— Ты будешь вызывать восхищение еще много-много лет!

— Это ложь, но все равно спасибо!

— Я совершенно искренне!

— Я понимаю! Воспитанный мужчина отличается от невоспитанного тем, что первый умеет говорить женщине то, во что она хочет верить.

— Послушай! Ты такая молодая! Откуда у тебя опыт зрелой женщины?

— Это не опыт. Это врожденные знания. Только мужчины с возрастом набираются опыта. Женщины получают его с молоком матери.

Музыка прекратилась и распорядитель пригласил собравшихся в банкетный зал. К нам подошла Оксана.

— Все в порядке! — сообщила она.

Ей и двум ее подругам была поручена вербовка спутников полковника. Мы решили, что нам не помешает еще одна независимая шпионская сеть, которая могла бы сообщать нам о намерениях командования и способствовать развитию дезертирства. Если работа новой группы будет такой же эффективной, как уже имеющейся, то к лету будущего года в «Армии Возрождения» совсем не останется солдат.

«Скорее бы все это кончилось!» — подумал я с надеждой. Сам по себе я человек глубоко штатский. Военный мундир всегда вызывал у меня смешанное чувство неприязни и насмешки. Из всех войн, которые вело человечество, я признавал только вынужденную оборону от нападения. Все великие завоеватели, начиная от Дария и Македонского и, кончая Наполеоном, вызывали у меня чувство отвращения. Война и армия в конце двадцатого столетия представлялись мне как верх нелепости и маразма человеческой организации. В жизни нашей общины создался комический парадокс. Паскевич, который обожал военные мундиры и все, что с ними связано, вынужден был во время всех военных операций оставаться дома, я же, в котором все это вызывало отвращение, должен был заниматься организацией боевых действий, стрелять, убивать, карать. Долго это не могло продолжаться. Я чувствовал, что силы мои истощаются. Иногда я сам себя не понимал. Можно ли чувствовать такое отвращение к убийству и насилию и, в то же время быть способным хладнокровно планировать уничтожение двух сотен людей, пусть даже бандитов, и столь же хладнокровно приводить план в исполнение? Хорошо помню, что, оглядывая луг, усеянный мертвыми телами, я не испытывал никакого другого чувства, кроме удовлетворения от хорошо выполненной работы. Как пахарь, оглядывает только что вспаханное им поле. Мне даже в голову не пришло предложить банде сдаться. Странно… Как происходит трансформация человеческой психики? Те же самые бандиты… Ведь когда-то они были детьми… Возможно, ласковыми, как все дети. Имели любящих родителей, сами, наверное, были хорошими отцами. Что заставляет людей становиться убежденными, непримиримыми врагами? Не может быть, чтобы это предопределялось. Какая-то случайная нелепость и все — жизнь пошла по другому пути и назад дороги нет.

Где лежит причина возникающих конфликтов? В индивидуальности или в обществе? Социальная несправедливость порождает преступность. Это так! Но кто создает социальную несправедливость? Сами же люди! Порочный круг. Есть ли выход из него? Невольно напрашивается аналогия с генетическими болезнями. Там, в результате генетического дефекта, возникают порочные круги в извращении обмена веществ и отправлении функций. Нет ли в развитии цивилизации такого изначального генетического дефекта?

Глава XXXIV «МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО ЕДИНСТВЕННО ПО-НАСТОЯЩЕМУ ПОЛЕЗНОЕ ДЕЛО, КОТОРОЕ Я СОВЕРШИЛ В СВОЕЙ ЖИЗНИ…»

Человек! Как трудно тебя понять. Я убежден, что значительно легче предсказать поведение общества, целого государства, чем одного-единственного человека. Иной раз кажется, что ты уже предусмотрел все варианты предполагаемого ответного поведения на твои действия, и вдруг — самая неожиданная реакция. Меньше всего ожидаемая, если судить по тому, что тебе об этом человеке известно. Это напоминает игру в шахматы, когда ты, изучив противника, рассчитал заранее все его ответные ходы, ожидаешь одного и… Следует самый неожиданный ход, в результате чего оказывается, что все твои расчеты, вся твоя «модель» летит к черту!

Вот так произошло и у нас с Голубевым. Мы предполагали все, но только не это!