Гонки с дьяволом

Пригорск поразил меня своим видом. Все стоки воды по обочинам мостовых были забиты прошлогодней листвой. Проезжая часть и тротуары потрескались под напором растущей травы. Она росла повсюду: на тротуарах, карнизах домов. Даже стены были покрыты какой-то растительностью. Не то мхом, не то лишайником.

Въехав в жилые кварталы, Алексей включил сирену, рассчитывая, что на ее вой придет кто-нибудь из оставшихся в живых жителей. Сирена выла более получаса, но никто так и не пришел. Город был мертв. Одни только коты прохаживались по улицам. Странно, что мало было птиц. Перед катастрофой они, напротив, собирались в города. Помню, что было много сорок, которые вили гнезда в институтском саду. Теперь сороки исчезли. Остались одни воробьи. Да и тех было немного.

— Что же тут удивительного? — сказал Алексей. — Птицы в городе кормились остатками пищи человека. Теперь человека нет. Они вернулись в поля, которые уже не отравляются химией…

— Чем же здесь промышляют коты?

— А мыши? В подвалах, на складах осталось довольно много продуктов. Посмотрите! — он указал на подъезд гастронома.

Присмотревшись, я заметил серую массу. Это действительно были мыши. Они торопливо и деловито сновали туда-сюда. То появлялись, то исчезали в многочисленных норках у стен дома. Видно было, что для них еще оставалось достаточно поживы.

Как ни странно, но пожары не причинили городу большого урона. Я ожидал большего. Сгорело около сотни крупных зданий. Возможно, что проливные дожди, начавшиеся сразу же после нашего бегства из города, потушили возникшие было пожары.

Республиканская библиотека была цела. Мы провозились там до самых сумерек и заночевали тут же, в здании. Спал я плохо. Мне постоянно чудились какие-то звуки и шорохи. Кто-то ходил по комнатам, поскрипывая половицами. За окном раздавались вздохи. Казалось, мертвый город ожил и наполнился тенями умерших. Крики кошек воспринимались как плач детей. Было жутко.

Внезапно до нас донесся пронзительный крик. Это был крик тоски и ужаса. Он то затихал, то снова звучал на какой-то застывшей ноте. Что это было? Не знаю. Один из наших ребят, дежуривших у машин, не выдер-жал и пустил в воздух длинную очередь из автомата. Крик прекратился.

Так, ворочаясь с боку на бок, не в состоянии заснуть, я пролежал до утра и, как только за окнами забрезжил рассвет, встал и вышел наружу. Вскоре поднялись и мои спутники.

— Ты спал? — спросил я Алексея, когда он появился на крыльце.

— Нет, я слышал, как и вы всю ночь ворочались. Жуткое место.

— Жуткое!

— Фактически мы провели ночь на кладбище. Сколько здесь было жителей?

— Около восьмисот тысяч!

— Да-а! Люди жили здесь, спорили, работали, чего-то ждали, надеялись, любили… Как это все быстро! Вы заметили, что в городе совсем нет трупов?

— Собаки!

— И не только собаки, — вмешался в разговор один из сопровождающих нас ребят. — Вы, наверное, обратили внимание на огромные стаи ворон, которые сопровождали нас всю дорогу.

— Неужели они сожрали все трупы? — покачал головой Алексей.

— Может быть в закрытых квартирах лежат до сих пор…

— Б-р-р! Я ни за что не согласился бы зайти туда!

— Кто же это вопил ночью?

— Мне показалось, что кричит человек.

— Мне тоже, — признался я.

— Может быть, какой-то несчастный, чудом уцелевший и потерявший рассудок…

Напротив республиканской библиотеки была картинная галерея. В прошлые времена я часто бывал в ней. Здесь, наряду с современной живописью, были картины Матейки, Рембрандта, Веласкеса, Гойи, из наших мастеров — полотна Шишкина, Айвазовского, Семирадского и Верещагина. Мне хотелось сохранить для будущего хотя бы часть нашей прошлой культуры. Многие из картин уже были основательно подпорчены сыростью. Потолки галереи протекали, штукатурка осыпалась. Мы отобрали наиболее ценные полотна, несколько скульптур и загрузили их в кузов одного из ЗИЛов. Мне хотелось взять их побольше, но на этот раз нам были необходимы другие, более насущные в данной ситуации, вещи. Еще раз с сожалением посмотрев на оставшиеся полотна, мы покинули здание картинной галереи и направились на товарную станцию.

— Все-таки какое варварство! — вздохнул Алексей, садясь за руль. — Иногда мне кажется, что человек заслужил свою участь. Сколько же в нем звериного и животного!