Гонорар

Фатумолог спокойно кивал, и Баринов подивился тому, какой интеллигентный и симпатичный тип перед ним стоял. Предложены были шлепанцы.

— Кофе? — спросил фатумолог.

— Если можно.

— Отчего же нельзя? Вот сюда.

Они прошли в комнату, ничем не отличавшуюся от сотен комнат в сотнях интеллигентских квартир, с тем же набором книг, среди которых не было ни одного труда Папюса, что Баринова очень порадовало. Астрологический журнал служил подставкой горячему кофейнику. Прямо как знал он, подумал Баринов: уже и кофе у него готов горячий.

— Так-с, — сказал фатумолог. — Присаживайтесь. Значит, сразу хочу вас предупредить, что никаких точных прогнозов я не даю, гарантий тоже, и даже нет у меня такого льготного правила, чтобы платили только те, у кого сбылось. Я ничего не предсказываю, я даю приблизительную оценку ваших собственных ощущений и указываю на слишком уж явные опасности. Если вы на таких условиях согласны платить — мы будем работать, если нет — бесплатный кофе и бесплатный же разговор на общекультурные темы, и вы идете по своим делам. Договорились?

— Вполне, — сказал Баринов, искренне расположенный к фатумологу. — Но, если можно, мне бы хотелось знать, каковы принципы… и вообще.

— То есть чем я отличаюсь от первого же хироманта на Арбате? Это можно, — сказал фатумолог. — Это милое дело. У вас какое образование?

— Высшее гуманитарное. Вы боитесь, что я не пойму?

— Да что вы! Просто, будь у вас техническое, мне пришлось бы сделать акцент на других вещах. Сюда все входит. Я вам достаточно откровенно все поясню, и никакого секрета тут нет, но у меня одна просьба. Вы ведь, насколько мне известно, занимаетесь журналистикой?

То, что он не сказал просто «журналист», Баринову тоже понравилось, потому что журналистикой он зарабатывал и называться журналистом не любил.

— Я вас прошу не очень на эти темы распространяться. Шарлатанства, знаете, и без того много, и я не хочу во всем этом участвовать. Договорились?

Баринов кивнул и отпил кофе. Кофе, однако, был хорош.

— И печенье тоже берите. Ну так вот. Вы ведь историю зарубежной философии изучали? Ее, кажется, нормально ввели лет пять назад. Всякий Гуссерль, всякий Витгенштейн?

— Всегда терпеть не мог, — честно сказал Баринов.

— Это вам вкус отбила отечественная философия. Бердяев, Розанов — синтез кухонной беседы с литературной критикой. Философия — наука строгая. Так вот, есть такая теория имманентности. Вы о ней могли ничего не слышать, потому что эти рукописи Витгенштейна до сих пор не опубликованы, и потом — у него много последователей, которые или не печатаются, или тут не переводятся. В самом общем виде эта теория сводится к тому, что смысл жизни имманентен жизни. Он ей как бы изначально присущ, поэтому искать его в каких-то абстрактных сферах совершенно бессмысленно. Смысл каждой частной жизни, по этой теории, может быть тоже только частным.

— Смысл жизни — в жизни, в ней самой, — сказал Баринов. — В листве, с ее подвижной тьмой, что нашей смуте неподвластна…

— Вот-вот-вот, — удовлетворенно сказал фатумолог. — В волненье, в пенье за стеной, но это в юности неясно. И так далее. Отсюда, конечно, один шаг до примитивного гедонизма, но этот шаг делать необязательно. Так вот одним из прямых следствий теории имманентности является тот вывод — его сделал отечественный наш специалист Михайлов, — что судьба каждого человека имманентна его личности. Каковы сами, таковы и сани. Наша судьба предопределена нашими собственными качествами, воспитанием, детскими комплексами, личным опытом, порезом на левом мизинце, — понимаете?

— В принципе чего ж тут не понять? — сказал Баринов.

— Так что все очень просто. Фатумология — нормальный синтез нескольких наук, и занимается она тем, что пытается прогнозировать судьбу индивида, исходя из его личности. Вся грамота. В более общем случае фатумолог занимается судьбой человечества, поскольку, как учит нас та же теория, судьба человечества в целом имманентна человеческой природе. Люди ведь, в общем, все одинаковы, потому что одинаков биологический носитель, закон всемирного тяготения тоже действует на всех в равной степени, давит воздушный столб, светит общее солнышко, — условия заданы, а дальше уж личное дело каждого. Это понятно?

— Это-то понятно, — сказал Баринов. — Но ведь смешно говорить о том, что вы способны учесть каждую случайность, сообразить все обстоятельства…

Фатумолог очень обрадовался.

— Именно! — сказал он и пододвинул Баринову хорошие сигареты. — Именно так! Никто и не говорит о точном прогнозе! Речь идет о том, что на каждом шагу человек сталкивается с ситуацией выбора. Выбора между женой и любовницей, картошкой и макаронами, подать там нищему или не подать… Понимаете ли, раз каждая ситуация — это в принципе вопрос выбора, то почему бы их все не типизировать и не спрогнозировать ваше поведение в самых общих чертах, исходя из вашей собственной личности? Выбор — вообще ключевое понятие в имманентности. Потому что смотрите. Вот есть такой замечательный писатель — Житинский. Вы его знаете?

— Симпатичный писатель, — сказал Баринов.