Good Again (СИ)

— А что, еще есть на кого охотиться? — спросил он, покосившись на меня.

— Кролики. Кое-какие птицы. Олени. Ты даже удивишься, — сказала я. — А мне нужно развеяться на свежем воздухе.

— Можно мне пойти с тобой? — судя по всему, ему было тревожно.

Я лишь игриво ткнула его под ребра локтем.

— Да ты мне там всю дичь распугаешь, — он кивнул: да, мол, понимаю, побудь одна и разберись с собой. — Поверь, со мной все будет хорошо. Я встала на цыпочки, чтобы его поцеловать, но чмоканьем в щечку дело не ограничилось. Он подхватил меня за талию, и поцеловал со всей мочи. На меня вдруг накатило головокружительное желание никуда не ходить и зависнуть на весь день с ним в постели. И устоять было очень даже нелегко, ведь его губы так соблазнительно припухли после всего, что мы творили накануне ночью. Но я стряхнула с себя распутный порыв и осторожно высвободилась из кольца его рук.

— Я недолго, обещаю, — прошептала я, вдыхая его аромат.

И потом скорее ощутила, чем увидела, как он кивнул.

— Спущусь тогда в пекарню посмотрю как там дела. Обедать будем вместе? — спросил он, притягивая меня к себе, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Хмм, хмм, — выдавила я, все еще в плену его дурманящего поцелуя.

Он наклонился прямо к моему уху и буркнул:

— Иди, пока я не передумал.

И я, подхватив лук и стрелы, действительно ушла.

***

Стоило мне ступить за порог, как внутри у меня все заметно переменилось. В лесной тишине беспорядочно скачущие мысли, какофония чувств и внутреннее напряжение разом улеглись, померкли, уступили место долгожданному умиротворению. Я перешла на бег, едва миновав ворота Деревни Победителей, вновь проверяя возможности своего затекшего, отвыкшего от движения тела, так же как делала впервые выйдя из дому по возвращении Пита в Двенадцатый. Но теперь я была уже не так слаба, как тогда. Тонкая морозная патина на поверхности земли, еще не растаявшая на утреннем солнце, похрустывала под подошвами сапог.

И вдруг я сбавила шаг и оглянулась по сторонам. И невольно подумала о том, каким был Двенадцатый до моих первых Игр, и как все перевернулось с ног на голову. Лишь лес был все еще прежним. Его не смогли изменить ни бомбежка, ни смерть. Он выстоял. И меня грела мысль, что я тоже была некогда неотъемлемой частью этого леса. Разве не придавало это и мне некой устойчивости? Буйные потоки, что тащили нас, словно щепки, по реке жизни, вынуждены были здесь наконец угомониться, столкнувшись с явлениями непреходящими. Все наши маленькие людские трагедии блекли на фоне времен года, которые все так же менялись, солнца, которое все так же катилось по небу, и гор, которые продолжали стоять в своей непоколебимости.

Ощутив присутствие в чаще справа чего-то живого, я стала двигаться еще тише, словно привидение. Вытащила стрелу и зарядила ею лук, подумав вдруг, что тишина леса взрывается от звуков моего тяжелого дыхания. И тут она показалась из-за деревьев, и я остолбенела от великолепия ее зимнего наряда: красоты плюшевого белого хвоста, стройной, почти женственной фигуры, когда она поводила носом, принюхиваясь. Мне повезло, что я была от нее на наветренной стороне, и мой запах уносило от нее прочь. Посылая стрелу в полет, я мысленно поблагодарила ее за эту красоту и за мясо, которое она мне даст. Миг - и мертвая лань уже лежала за земле, а я, подбежав к ней, касалась ее меха.

Вынув нож, я тут же освежевала тушу, выбросив требуху подальше, чтобы запах не привлек сюда хищников. Закончив с грязной работой, я взвалила тушу к себе на плечи и направилась к дому, чтобы уже там отмыть и разделать её как следует.

Трудиться над ней дома пришлось еще битый час, но когда я, наконец, закончила, ко мне пришло давно неведомое чувство удовлетворения. Отдавать всю себя во власть тоски было так больно. Ведь в хорошие дни я была довольна, удовлетворена своей жизнью с Питом — она дарила мне несравненно больше, чем я могла себе вообразить, скажем, сидя за столом в Капитолии и голосуя за последние Голодные Игры. Но порой я так остро ощущала отсутствие Прим, что становилась сама не своя.

Теперь я снова мыслила ясно, и в голове крутилось воспоминание о тех детях в приюте, которых я увидела недавно. Многие из них были ровесники Прим — едва-едва достигли возраста Жатвы. Что-то было в их лицах такое, что я не могла вынести, мне было от их вида невыносимо, до паралича, больно оттого, что в каждом из них я отчасти видела свою Прим. Я оценивающе смерила взглядом мясное изобилие на столе, потом — ходики на стене. До возвращения Пита была еще пара часов. Скача через ступеньку, я взбежала по лестнице, стремительно сорвала с себя вымазанный кровью охотничий наряд, приняла душ и натянула все чистое. Мясо уже порядком остыло и, вполне могло выдержать двадцатиминутную прогулку по холодку чуть дальше Шлака.