Черт, что за долбаный кошачий концерт? Я сажусь в постели. На часах шесть. Роб поет в душе. Звоню в больницу. Никаких перемен, сообщают мне. Бабушка по-прежнему без сознания. Я сижу на кровати и тупо пялюсь в пространство.
Входит Роб, похожий на рекламу пенки для бритья. Он сияет от чистоты и пахнет гелем для душа. Вокруг пояса у него обмотано полотенце.
– Привет, Кролик! – орет он. – Проснулась?
Я потираю лоб.
– Роб, ты еще долго намерен жить у меня? – спрашиваю я.
Он перестает вытираться и смотрит на меня с недоумением, как на ненормальную.
– Что случилось, Кролик? – спрашивает он, опускаясь рядом со мной на кровать. – Ты сердишься, потому что я поздно прихожу с работы?
– Нет.
Роб пытается меня поцеловать, но я встаю.
– Я просто думаю, что у нас еще ничего не решено. И пока ты живешь здесь, нам будет трудно разобраться в своих чувствах. Понимаешь?
Роб опускает голову.
– Я хотела спросить, когда Сэм наконец переедет?
– Я как раз хотел поговорить с тобой об этом, – отвечает Роб, и глаза его сияют щенячьим простодушием.
– Я тоже кое о чем хотела поговорить. Ты, случайно, не заходил на мой сайт?
– Что?
– Кто-то зашел на мой сайт и оставил комментарий под моим именем. В тот вечер, когда ты пришел, сайт был открыт. Ты сказал, что даже в него не заглядывал. Но я не представляю, кто, кроме тебя, мог это сделать.
Роб вскидывает голову. На его ресницах висят капли воды, вода капает с волос на загорелую грудь. В солнечном свете глаза сияют ослепительной голубизной.
– Сдаюсь. Я должен сделать чистосердечное признание. – Он вскидывает руки, словно просит пощады.
– Что?
– Я действительно зашел на твой сайт и кое-что там написал.
– Значит, это и правда был ты…
Я чувствую, что мне нечего сказать. Слова тут бессильны. Хорошо бы с размаху двинуть его по морде. Нет, лучше по яйцам.
– Но зачем? Зачем ты это сделал?
– Хотел отвадить от тебя этого наглеца Макса, зачем же еще, – усмехается Роб. – Какое право он имеет посылать свои косноязычные вирши моей девушке! Вообразил себя этаким романтическим героем, который изъясняется исключительно рифмами. Я не хочу, чтобы в наши отношения кто-то встревал, будь он хоть трижды поэт. Пусть катится ко всем чертям и пишет стишки кому-нибудь другому.
– Эти стихи написал не он. Это Йейтс.
– Кто-кто? Впрочем, плевать!
– Ты с ума сошел! – визжу я, наконец выйдя из ступора. – Как ты смел вмешиваться в мою личную жизнь!
– Послушай, Кролик. Твоя личная жизнь – это я. Я люблю тебя и буду за тебя бороться. Тут все самцы похожи, и люди, и медведи…
– Медведи не поступают так низко! Как ты смел!
Роб подходит ко мне и обнимает за плечи. Я ощущаю прикосновение его мускулистой груди. Его накачанные бицепсы напрягаются, когда он теснее прижимает меня к себе.
– Убирайся прочь! – ору я и пытаюсь его оттолкнуть.
– Кролик… Не сердись… Мне очень жаль, что я тебя расстроил… Прости меня, хорошо? Клянусь, я больше так не буду!