Гопакиада

А потому Бандера и Стецько, ожидавшие исхода событий в уютном «закрытом отеле» гестапо, на волю не вышли. В январе 1942 года их перевели в Заксенхаузен. Вернее, в отдельный спецблок «Целленбау», режим которого предполагал права переписки, свиданий и прогулок вне лагерной зоны, не говоря уж о рационе. Как вспоминает, в частности, член Провода ОУН(м) Д. Андриевский, Бандера, к чести своей, старался помогать чем мог, менее «льготным» («…Он спросил о моем здоровье, получаю ли я посылки, досыта ли ем, хватает ли у меня денег, не нужен ли врач, предлагал мне свою помощь, если что-то потребуется»). Так и коротали «вожди нации» время в компании товарищей по несчастью — в основном звезд европейской политики, увидеть которых вживе и в яви они на свободе даже не мечтали (некоторые звезды, кстати, оставили весьма теплые мемуары о своих невзгодах, мельком помянув и пару «демократических молодых лидеров откуда-то из России»). Пару лет спустя на правах старожилов встретив Мельника, переведенного в «Целленбау» после трех лет мирного берлинского бытия, и еще пару знакомцев рангом пониже типа Тараса Бульбы-Боровца, атамана отделившейся от ОУН и ушедшей под знамена «УНР в изгнании» группировки «Полесская Сечь». Если верить воспоминаниям пана Андрия и пана Тараса, встретились «как родные, близкие, как братья».

Буйные и тихие

Пока пастыри нации понемногу изнывали в гестаповских застенках, осиротелая паства по мере сил приспосабливалась к объективной реальности, данной ей в ощущениях. Что немцы шутить не любят, стало ясно уже осенью. Большинство «бандеровских» боевиков — в первую очередь уличенные в отстрелах конкурентов — было арестовано. Кого-то даже списали в расход (но, вопреки легенде, не братьев Бандеры, — одного из них в лагере убили поляки, второй умер от гриппа). Это было тактически неприятно, но в стратегическом смысле даже полезно для организации, поскольку дало возможность лидерам позже заявлять о «борьбе с Гитлером аж с 1941 года».

Однако хотя ОУН(б) формально числилась нелегальной, вела она себя тихо, и СД, время от времени подтверждая запрет, после большой осенней чистки никаких масштабных акций против нее не проводила даже в дистрикте Galicia, не говоря уж о рейхскомиссариате Ukraina, где «бандеровцы», как ни пытались, нарастить серьезное влияние так и не смогли. К тому же плохишей было мало, зато кибальчишей — куда больше. Смирившись с тем, что мечты об «Украинской армии, которая войдет в войну на стороне Германии и будет вести ее совместно с немецкой армией», можно забыть, оставленные на свободе лидеры «бандеровцев» удовлетворились созданием того, что они именовали «Украинским легионом» в составе групп «Север» (командир Роман Шухевич) и «Юг» (командир Рихард Ярый). Группы эти, однако, как, впрочем, и легион в целом, существовали только в их воображении и личной переписке. В реале же проходили по документам, как спецподразделения «Нахтигаль» и «Роланд» полка абвера «Бранденбург-800», к тому же набранные на основе индивидуальных годичных контрактов с вермахтом. То есть всего лишь вспомогательные наемные части. Сипаи, так сказать. Правда, «вспомогали» очень неплохо, особенно на территории Белоруссии, где, действуя в составе 201-й охранной дивизии, успешно ликвидировали несколько десятков «баз террористов» (правда, к наиболее известной из них, Хатыни, отношения не имеют, там как раз постарались «мельниковцы»).

Что касается рядовых членов ОУН(б), завербоваться по тем или иным причинам не сумевших, то они (молодежь все-таки), изнывая от безделья, на немцев обижались, требуя от лидеров что-то сделать, и лидерам, вовсе не желающим обострений, пришлось дважды (в апреле и декабре 1942 года) разъяснять, что «любые вооруженные акции против немцев несвоевременны», а самым актуальным вопросом для организации остается борьба против «оппортунистов» из ОУН(м) и, во вторую очередь, против «московско-большевистских влияний».