Гопакиада

30 мая 1947 года, исходя из того, что личный состав лесных людей стал ниже численности городского подполья ОУН, Шухевич сливает обе структуры в одну. Примерно тогда же впервые возникает непонимание между «командованием Края» и политической элитой ОУН(б), уютно бьющейся за «величие нации» в эмигрантских пивнушках. Опьяненные проснувшимся после «фултонской» речи Черчилля интересом CIA, MI-6 и других перспективных партнеров интересом к «революционно-освободительным силам» внутри СССР, Бандера и прочие «идеологи борьбы» настойчиво требовали «реорганизовать работу с максимальной пользой». То есть ничего не имея ни против точечных ликвидаций, ни против уничтожения «сексотов», сделать упор на сбор информации военного характера, могущей заинтересовать страны вот-вот собирающего появиться НАТО в преддверии перехода холодной войны в горячую стадию. Такое развитие событий представлялось «вождям» настолько неизбежным, что уже в 1947-м ими были разработаны проекты обращений ОУН и УГВР, которые должны быть оглашены «украинскому народу» (термин «нация» после Нюрнберга из моды вышел) на второй день войны «цивилизованного мира» с «коммунистической империей».

У Шухевича, в силу ситуации вынужденному мыслить куда реальнее, подобные проекты вызывали сомнения. Как вспоминала позже Ольга Гасина, жена близкого друга и сотрудника «аятоллы» Олексы Гасина ака Лыцарь, в 1949-м застрелившегося при задержании его во Львове, «на рассуждения Лыцаря о скорой войне американцев с Советами, Роман с саркастической улыбкой ответил, что Америка может и не прислушаться к мнению пана Лыцаря». Затем, продолжает пани Гасин, «я спросила, почему же, если так, нам, усталым и изможденным, не свернуть дело и не уйти на Запад? С горькой улыбкой Роман ответил, что на Западе и так охотников поговорить хватает, а мы должны делать дело тут». Информацию он, конечно, собирал и передавал, но от многочисленных связных «с той стороны» конспирировался, доверяя только своим каналам. И был прав: как стало известно позже, лихорадочная активность «закордонного центра» ОУН(б) привела к тому, что МГБ, изловив несколько связных, перехватила инициативу и в течение года вела сложную радиоигру с Западом от имени «национально-демократического подполья Украины». С этого времени, докладывая Бандере о полной поддержке всех инициатив «вождя нации», Шухевич, судя по всему, начинает игнорировать всю эту лабуду и строить работу, исходя только из собственных оценок.

В первой половине июля 1948 года где-то в дрогобычских лесах «аятолла» провел последнее «генеральное совещание» с лидерами военно-политического подполья Галиции, представив участникам «стратегический план действий в новой обстановке», состоящий из трех «схем», получить информацию о содержании которых МГБ, несмотря на все старания, не могло очень долго. Помимо этого, основного пункта повестки дня, разумеется, обсуждались вопросы насущные. Признавая, что война по факту завершилась, присутствующие, однако, одобрили как продолжение как «боевых действий в ожидании скорой войны», так и операции «Сексот», постановив, правда, отказаться от ритуальных зверств, как «наносящих вред моральному авторитету армии». Одобрено, впрочем, было и предложение «выйти на контакт с большевиками, поискать компромисса» (попытки такого рода предпринимались и раньше, в 1944 и 1945 годах, с санкции «вождя»), но на сей раз инициатива исходила снизу. Определенные шаги в этом направлении были, кажется, даже сделаны, однако руководство УССР предложение проигнорировало, и малая война в труднодоступных регионах продолжалась, понемногу сходя на нет. В связи с чем приказом УГВР от 3 сентября 1949 года всем «боевым подразделениям украинской армии» было предписано приостановить активные действия, а их личному составу по мере возможности перейти на легальное положение. Желающим «продолжать борьбу» отныне следовало ни в коем случае не связывать себя с ОУНУПА. Сам Шухевич, отказавшись пробиваться на Запад, вместо того ушел в глубочайшее подполье, занявшись, по некоторым данным, шлифовкой «стратегического плана».