Гопакиада

Впрочем, пользы от «князя» туркам было немного. Вояка он был никакой, а на призывы к казачеству мещанам и посполитым признать его «князем Малоруской Украйны и вождем Войска Запорожского» не откликался никто. Магия папиного имени, как выяснилось, уже потускнела, по крайней мере, на правом берегу, и прагматичные турки понемногу теряли к марионетке не только уважение, которого, собственно, и раньше не было, но и интерес. Однако все же на свалку не выбрасывали, в монастырь не возвращали и стерегли, чтобы не сбежал, поскольку альтернативных кандидатур на тот момент в запасе не имели. После Чигиринских походов 1677–1678 годов и разрушения гетманской столицы Юрий Хмельницкий поселился в Немирове и «правил» вконец разоренным краем под надзором главы Подольского пашалыка.

Впрочем, как вскоре выявилось, «князь Сарматийский» оказался той еще зверюгой. Напрочь лишенный способностей отца, он с перебором унаследовал все его пороки. В общем, туркам было плевать, что происходит на «подмандатной» территории, но поскольку янычары тоже люди, злобные капризы сорокалетнего балбеса, его дикие пьянки и склонность к изнасилованиям в извращенной форме всего, что шевелится, им скоро надоели. Юрия Зиновьевича, сняв с поста за несоответствие, засадили «за грати», а освободившуюся вакансию заполнили господарем близлежащей Молдовы. Тот оказался человеком дельным, начал налаживать колонизацию опустевшего края греками, однако поляки вскоре захватили бедного румына в плен, а замену ему найти оказалось не так просто. В итоге «гетманом» был назначен сперва некий Сулима, быстро сгинувший, затем некий Самченко, сгинувший еще быстрее, и, наконец, крымский хан в качестве внешнего управляющего, а престол крохотного «Княжества Сарматийского» со столицей в местечке Немиров вновь занял спешно выдернутый с нар Юрась.

На свою же голову. Ибо, ощутив себя незаменимым, разошелся так, что прежние провинности теперь казались подростковым рукоблудием. И однажды, углядев на улице симпатичную еврейку, невесту надоедливого кредитора, утащил ее прямо со свадьбы, всласть изнасиловал, потом для вящего кайфа помучил, а труп бросил в реку. На что безутешный супруг ответил иском. Но не в «княжеский» суд, а паше, поскольку, как выяснилось, имея каменецкую прописку, был турецкоподданным. Озадаченный паша, не имея прецедента (с одной стороны, все ясно, но с другой, потерпевшая все-таки не мусульманка, а ответчик лицо из номенклатуры), запросил Стамбул. И получил ответ: неважно, мол, мусульманка или нет, в Блистательной Порте все равны перед законом, если, конечно, у величайшего из великих нет иного мнения. А величайший из великих заинтересоваться не изволил. Дальше пошло без волокиты. «Князя Сарматийского» повесткой вызвали в Каменец, ввели в курс дела и удавили, после чего выбросили тело в ту же реку, куда он велел бросить несчастную. «Как! ради простой жидовки!» — только и успел, если верить летописи, воскликнуть урод, на свою беду слишком поздно осознавший, что жить в правовом государстве — не только привилегия, но и ответственность…

Однако развернемся на восток.

Гетман Многогрешный к этому времени давно уже был неактуален. Выходец из низов, выдвинувшийся в годы войны, крепкий хозяйственник, на диво по тем временам принципиальный сторонник «царя восточного» и, в противоречие пугающей фамилии, видимо, приличный человек (по крайней мере, в материалах уголовного дела нет ни слова о лихоимстве, насилии и прочем в этом роде), он оказался слаб. Решив, что подчиненные, которых он в свое время спас от плахи, будут ему верны по гроб жизни, он совершенно оторвался от жизни и по пьяному делу (а пил Демьян Игнатьевич крепко и с душой) нес все, что подсознание диктовало. Не предполагая, что ближний круг, тихо презирающий «босяка», подливая и поддакивая, каждое слово протоколирует и, снабдив должными комментариями, отправляет в Москву. И был крайне удивлен, когда весенней ночью 1672 года, в ходе очередного сабантуя, свои же хлопцы, связав, бросили его в возок без окон, охраняемый невесть откуда взявшимися стрельцами в синих московских кафтанах. Так, в полном, как тогда говорили, «изумлении» он перенес путь в Белокаменную, год допросов по обвинению в связях с султаном, ханом, Дорошенко и всеми-всеми, кроме поляков, несколько пыток — и уехал в Селенгинский край, где много лет спустя и скончался, успев перед тем и реабилитацию получить, и с бурятами за царя-батюшку повоевать и даже принять участие в территориальном размежевании с Китаем.