Еще ни с кем и никогда не разговаривал Гора так, как с Шучоритой. До сих пор он лишь высказывал слушателям свои мнения, давал распоряжения, произносил перед ними речи. Шучорите же он открыл свою душу. И радость, которую он испытал при этом, не только вдохнула новую силу в его мысли и решения, она одухотворила их. Ему казалось, что жизнь его приобрела какую-то особенную красоту, что сам господь благословил его самоотречение и аскетизм, покропив их божественным нектаром. Весь во власти этого радостного чувства, Гора день за днем приходил к Шучорите, нисколько не задумываясь о последствиях своего поведения, пока сегодня разговор с Хоримохини не напомнил ему, что в свое время он беспощадно высмеивал и упрекал Биноя за столь же слепое увлечение. Он даже испугался, поняв, что помимо своей воли сам оказался в положении Биноя. Гора призвал на помощь все свое мужество, как это делает слепой, натолкнувшийся на что-то в незнакомом месте и замерший в страхе. Ведь он неоднократно утверждал, что только благодаря самоограничению и неукоснительному выполнению древних законов Индии удавалось в течение многих столетий выстоять в борьбе против вражеских сил, в то время как многие могущественные нации исчезли бесследно. Он не допускал никаких послаблений в этом отношении, он говорил, что можно разграбить богатства страны, но что душа ее, защищенная этими суровыми законами, останется неприкосновенной и ни один тиран не сумеет даже приблизиться к ней. «Пока мы порабощены другим народом, мы должны неукоснительно соблюдать свои законы, — призывал Гора. — Теперь не время разбирать, что в них хорошо, что плохо. Когда тонущий человек в надежде спастись хватается за первый попавшийся предмет, он не рассуждает, красив ли этот предмет или безобразен». Все это Гора повторял и не раз и не два. Во все это он верил и сейчас с такой же силой, как прежде. Поэтому, когда Хоримохини разбранила его, он испытал боль вроде той, что испытывает благородный слон, когда его колют анкушем.
Подходя к дому, Гора увидел Мохима, который сидел на скамейке без рубашки и блаженно курил. Сегодня контора не работала и он был свободен. Он вошел в дом вслед за Горой и сказал ему:
— Послушай, Гора, мне нужно с тобой поговорить. Ты на меня не сердись, — продолжал он, когда они вошли в его комнату и уселись там, — но я хочу задать тебе один вопрос — уж не заразился ли и ты той же болезнью, что и Биной? Что-то ты очень уж зачастил туда и подружился с ними.
— Не бойся, — ответил, покраснев, Гора.
— Как знать, как знать! Положение вещей мне что-то не очень нравится. Ты думаешь: проглотишь кусочек — и домой? Не тут-то было! Внутри-то этого кусочка — крючок! На примере своего друга можешь убедиться. Постой, куда же ты? Я еще самого главного не сказал. Говорят, что женитьба Биноя на этой брахмаистке — дело решенное. Но я заранее предупреждаю тебя, что после этого у нас с ним не может быть ничего общего.
— Само собой разумеется.
— Могут быть неприятности, если мать заупрямится. Мы люди семейные, и без того сколько трудностей нужно одолеть, пока отдашь замуж да переженишь детей, а если вдобавок у нас тут «Брахмо Самадж» обоснуется, лучше мне совсем отсюда ноги уносить, да поживее.
— Нет, этого не будет, — заверил Гора.
— Дело с замужеством Шоши более или менее улажено, — продолжал Мохим. — Но свекор будущий ни за что не удовлетворится, если в придачу к невесте не получит еще и хороший куш золота. Он, видно, хорошо знает, что человек относится к скоропортящимся товарам, а золото сохраняется куда дольше. Его главным образом интересует не пилюля, а то, чем ее запивают. Просто стыдно называть его свекром, так он нагло требует денежки! Эта свадьба вскочит мне в хорошую монету — зато я получил неплохой урок, пригодится, когда буду женить сына. Эх, родиться бы мне снова! Вот было бы дело. Тогда бы я устроил свадьбу по всем правилам и отца своего заставил бы быть посредником. Будь уверен, уж тогда бы я извлек все выгоды из того, что родился мужчиной. Разорить дотла отца невесты — вот поступок, достойный мужчины! Да, что бы ты там ни говорил, а меня не особенно прельщает перспектива днем и ночью воспевать победу индуизма. Голос что-то не звучит. Моему Тинкоре сейчас всего четырнадцать месяцев — жене потребовалось много времени, чтобы исправить ошибку, которую она совершила, родив первой дочь. Как бы там ни было, Гора, ты уж в союзе со своими приятелями поддержите как-нибудь индуизм, пока мой сын не подрастет настолько, чтобы жениться, а там — пусть вся страна станет мусульманской, или христианской, или еще какой-нибудь — мне до этого нет дела!
Гора встал.
— Так вот я и говорю, — продолжал Мохим, — незачем приглашать Биноя на свадьбу Шоши. Слишком глупо давать повод к новым неприятностям. Ты уж предупреди как-нибудь мать.
Придя в комнату матери, Гора увидел, что Анондомойи сидит у стола и, надев очки, подводит какие-то счета. Увидев сына, она сняла очки и закрыла тетрадь.
— Садись! — сказала она.
Гора сел.