Шучорита привыкла быть центром внимания, привыкла к тому, что ее любят, ею восхищаются. Но она вовсе не добивалась этого и спокойно относилась к похвалам окружающих. Почему же тогда ее так больно ранило непоколебимое равнодушие Горы? После долгих раздумий она наконец решила, что единственной причиной ее негодования было неосуществившееся желание видеть Гору разбитым в споре с Хараном.
Пока она, терзаясь своими думами, сидела на веранде, наступила ночь. В доме погасли огни — все легли спать. Щелкнул замок парадной двери — это слуга запер ее на ночь перед тем, как пойти спать самому. В этот момент на веранде появилась Лолита в одной сорочке. Не говоря ни слова, она прошла мимо сестры в угол веранды и остановилась у перил. Шучорита улыбнулась про себя, она поняла — Лолита обижена на нее: она обещала лечь спать сегодня в ее комнате и совсем забыла об этом. А Лолита не прощала забывчивости в отношении себя. С ее точки зрения, это был тяжкий грех. Однако она не собиралась и напоминать о данном ей обещании.
Она решила лечь в постель и виду не подавать, что чем-то расстроена. Но время шло, а обида все острее и острее мучила ее, и, наконец, не в силах дольше терпеть, Лолита встала и вышла на веранду, чтобы показать Шучорите, что она еще не спит.
Шучорита поднялась со стула, медленно подошла к Лолите и, обняв ее за плечи, проговорила:
— Лолита, дорогая, не сердись на меня.
— Сердиться? — Лолита сбросила руку Шучориты. — Я не сержусь. Зачем мне сердиться. Сиди, пожалуйста.
— Пойдем. — Шучорита потянула ее за руки. — Пойдем спать.
Но Лолита не двигалась с места, и в конце концов Шучорите пришлось почти насильно увести ее в комнату.
Только тут наконец Лолита спросила дрогнувшим голосом:
— Почему ты так долго не шла? Уже пробило одиннадцать, а я все ждала тебя. Ведь теперь ты сразу заснешь, и мы так и не поболтаем.
Шучорита прижала Лолиту к груди.
— Извини меня, дорогая, — сказала она.
Виновная раскаялась, и гнев Лолиты моментально испарился.
— О ком ты думала, пока сидела там? — мягко спросила она. — Неужели о Пану-бабу?
— Ну что ты! — отмахнулась от нее Шучорита.
Лолита не выносила Пану-бабу. В отличие от других сестер, она даже никогда не дразнила им Шучориту. При одной мысли о том, что он хочет жениться на Шучорите, она приходила в бешенство.
Помолчав немного, Лолита проговорила:
— А вот Биной-бабу очень славный. Правда, диди?
Есть основание предполагать, что за этим невинным вопросом крылось желание выяснить истинные мысли Шучориты.
— Ты права, Биной-бабу просто удивительно славный человек.
Это было сказано, однако, совсем не тем тоном, на который рассчитывала Лолита, и она продолжала свой допрос:
— Но что бы ты ни говорила, диди, Гоурмохон-бабу совершенно невыносим. И цвет лица у него ужасный, и черты такие грубые. И потом, он, по-моему, кроме себя, никого не признает. А ты как считаешь?
— На мой взгляд, он чересчур правоверен.
— Нет, нет, тут не только это! Ведь вот дядя тоже индуист, а он совсем другой. Этот же — я даже не могу сказать, какой он.
— Действительно, какой? — засмеялась Шучорита.
Она представила себе высокий белый лоб Горы с нарисованным на нем знаком касты, и снова в душе ее поднялось раздражение. Она понимала, что всем своим видом он как бы бросал им вызов, говорил: «Знайте, я не с вами». Нет, она успокоится, лишь ниспровергнув эту отчаянную гордыню.