Дида, женщина из далекого прошлого, производила величественное впечатление. Ее мать была норвежкой, об этом говорил рост Диды. Однако черты ее лица являлись несомненным доказательством смешения востока и запада. Это буквально завораживало людей. Черные волосы были собраны на затылке в пучок и обрамляли прекрасное лицо с выступающими скулами. Габриэлу казалось, что осанка у нее королевская, а голос почти гипнотизирующий. Но то, что она отмечена проклятием, видно было сразу. Глаза ее блестели серо-желтым огнем.
— Мой фантастический брат, Крестьерн, забыл рассказать о том, что в тот раз, когда мне было пять лет, он защищал нас обоих. Гиль убил его, да, и я скорбела о нем долгие годы, но и Крестьерн огрызался весьма сильно. Раны, нанесенные им Гилю Свирепому, сыну Тенгеля Злого, оказались смертельными. Тот умер в кровати спустя четырнадцать дней. Это был такой поступок, за который вы не должны осуждать моего брата.
— Понимаем, — промолвила Тула, стоявшая сзади.
Она попросила Диду рассказать подробно о ее жизни, так как она была загадкой для всех собравшихся.
Дида согласно кивнула головой и начала свой рассказ. Все в зале затаили дыхание, ведь если и был кто-то, кто мог снять покровы тайны со времени Тенгеля Злого, так это Дида, жившая одновременно с ним и почти равная ему по происхождению.
— Здесь уже говорили, что моя мать происходила из влиятельного норвежского княжеского рода, проживавшего в Аустроте.
В это охотно все поверили. Было видно, что Дида княжеского рода.
— Гиль просто украл мою мать. Она была приведена в долину против своей воли. Он держал ее в своем доме взаперти и, поскольку она принадлежала к такому известному роду, с изысканной жаждой мести безгранично мучил и терзал ее, переходя все границы дозволенного. Бедная женщина умерла, рожая меня. Детство мое было не из легких, могу вас в этом заверить. Хейке, живший вместе со злобным, отмеченным проклятием отцом, вероятно, понимает, о чем я говорю.
— Полностью, — воскликнул Хейке.
— Мой сводный брат Крестьерн был для меня утешением. Но у него хватало и своих забот. С одной стороны его отец, Гиль, который мучил и терзал его по всякому поводу. С другой — его несчастный брак. Его жена родила ему сына отмеченного проклятием и умерла во время родов. Но о своем сыне Крестьерн сам расскажет позднее. Его сын был единственным, кому время от времени было позволено покидать долину Людей Льда. Он был любимчиком Тенгеля Злого.
Дида немного помолчала.
— В 1250 году или что-то около этого, в долине мы точного времени не знали, погибли оба — Гиль и Крестьерн. Я снова осталась без семьи, так как сын Крестьерна был смертельно опасен. В то время ему было двадцать пять лет, и он часто находился вне пределов долины, к радости всех живших там. Но что говорили те, кто жил в Трённелаге, мне неведомо. Я могу только догадываться.
Она криво улыбнулась.
— Итак, у меня оставался всего лишь один родственник — мой дед, Тенгель Злой. Но я боялась его, как чумы. Мне пришлось жить у соседей, которые не очень-то были рады лишнему рту и постоянно напоминали мне об этом.
Дида выдержала небольшую паузу.
— Тенгель Злой. Да. Он был настоящим кошмаром для всей долины. Словно давящая туча страха и ужаса. Мы редко видели его, но по ночам в его доме горел огонь. Ходили слухи, что он занимается какими-то отвратительными опытами.
— Как доставляли ему еду? Кто заботился о нем?
— Заботился? — горько рассмеялась Дида. — Мы были обязаны каждое утро поставлять ему пищу, оставляя ее на каменной плите перед калиткой его дома. Все, что ему нужно было починить, выстирать, он клал туда же, а того, кто не подчинялся его приказу, он просто уничтожал. Мы были его рабами. Даже хуже рабов, так как он силой колдовства держал нас в цепях.
На ее лице отразились те страдания, через которые она прошла.
Ее слушатели почувствовали, как потянуло холодом из того времени непостижимой злобы и боли, и поежились.
— Словами невозможно передать, какой ужас царил тогда, — сказала Дида. — В этой атмосфере подлости, рабства и вечного, почти истерического, страха я и выросла.
— А сосуд? Его кувшин с жидкостью? Тебе что-нибудь известно о нем? — осторожно спросила Бенедикте.
— Да. Здесь недавно правильно предположили, что он сначала прятал его у себя дома. Но абсолютной уверенности он не чувствовал, и сила его тогда еще не достигла полного могущества.
— Значит, в твое время сосуд был зарыт в землю в горах?
— Да, в мое, — сказала Дида голосом, в котором прозвучала вся мировая скорбь и горечь. — Но до этого произошло еще много событий.
Ее прервала Тула:
— Думаю, что тебе еще о многом придется рассказывать нам, Дида, поэтому тебе не стоит стоять на ногах все время.
Она приказала подать стул с высокой спинкой, который выглядел словно трон, и Дида села на него, положив руки на ярко-синие, обтянутые бархатом, подлокотники. Теперь она еще больше походила на королеву. Человеколошадь поставила сбоку от стула столик с большим красивым бокалом, наполненным вином, на случай, если Дида захочет пить.