Гора из черного стекла

Катур Рамси знал, что такого в протоколах не бывает. Это все равно как участвовать в первой делегации на чужую планету. Если бы при вас умирал ребенок, вы бы не могли найти ни слов, ни жестов, чтобы утешить его родителей.

Он пошевелился, при этом его одноразовый защитный костюм противно шуршал. Какая разница, Катур был уверен, что, начни он палить из ружья в воздух, родители не оторвали бы глаз от бледного сморщенного личика ребенка.

Он лежал, окруженный разными аппаратами для поддержания жизни, щеки его ввалились, кожа была такой прозрачной, что просвечивал череп. Больше всего Орландо был похож на какого-нибудь усопшего дряхлого правителя, чье тело выставили для прощания. Однако Орландо был все еще жив, какая-то искорка в глубинах его мозга заставляла сердце биться. Такая мелочь, но если сердце остановится, очень многое изменится. Рамси почувствовал свою вину, глядя на умирающего ребенка, он как будто вторгался в чужую частную жизнь — что, конечно, было верно в какой-то степени, возможно, это было самое личное — последний путь, который каждый совершает в одиночестве. Блестящая кнопка нейроконсоли все еще находилась на шее мальчика, как пробка, удерживающая жизнь в его теле. Хотя она казалась здесь неуместной. Это беспокоило Рамси, напоминая о том, что он должен будет сказать — ему так не хотелось этого делать.

Мать Орландо осторожно дотронулась до впалой щеки мальчика. Для Рамси было невыносимо больно видеть выражение ее липа. Он начал пятиться к двери и незаметно выскользнул в холл. Ему стало стыдно за свое бегство.

И в холле Семейного Центра больницы Рамси чувствовал себя так же неуютно, как и в палате. Помещение было отделано в агрессивно веселом стиле, он понимал, почему это сделано, но тем не менее его угнетала такая обстановка. Эти игрушки, голограммы и яркая, слишком мягкая мебель не могли скрыть боли и страха, которыми пропитаны больницы. Как их ни украшай, достаточно взглянуть на толпящихся в ожидании посещений родственников или как они выглядят после, и вам станет ясна вся правда. Пожалуй, эта игрушечная отделка давала только один результат — показывать свою боль и страх стыдно, ведь для вас так старались.

«Ты не один, — как бы требовали лампы-медведи и мультики на настенных экранах. — Улыбайся. Следи за своими словами».

Если это имелось в виду, то Вивьен Феннис и Конрад Гардинер со своей задачей не справлялись.

— Это так… так тяжело, — Вивьен отбросила прядку волос со лба. — Мы знали, что это случится. Это было делом времени, с его болезнью долго не живут. Но нельзя же жить в непрерывном ожидании. — Она разглядывала свои руки, пытаясь побороть злость. — Приходится жить так… как будто…

Из глаз брызнули слезы, теперь ее гнев направился на нее саму, на эти слезы, которые она смахивала рукой. Ее муж просто молча смотрел на нее, будто он был окружен стеклянной стеной, которую нельзя преодолеть.

— Мне очень жаль. — Рамси тоже не проявлял чувств, он даже не предложил ей салфетку из тех, что стояли на столе. Ему казалось, что это бы выглядело оскорбительно.

— Хорошо, что ты пришел, — наконец сказала Вивьен. — Извини, сейчас это неважно. Пожалуйста, не оставляй нас. Я думаю, позже твоя работа будет иметь смысл, когда мы немного придем в себя.

— Ты нашел кого-нибудь, с кого мы можем спросить? — Шутка Конрада Гардинера была настолько неуместной, беспомощной, что Рамси покоробило.

— Нет, пока нет. Но… но я столкнулся с некоторыми странностями.

Пришло время рассказать им о Бизли. Возможно, их сына уже не спасти. Трудно было надеяться, глядя на ребенка, — но он не считал себя в праве отказывать им в информации.

— Я вижу, что нейроконсоль Орландо все еще на месте… — начал он, пытаясь подвести их к нужной теме разговора.

— Врачи страшно недовольны. — Вивьен рассмеялась, ее смех был сухим и невеселым. — Они просто мечтают вытащить ее. Но мы не забыли, как это было в прошлый раз. Просто ужас. Даже если на этот раз будет иначе, зачем рисковать? Все-таки мозг живет. — Она тряхнула головой, отгоняя неприятную мысль. — Все еще… Если ему хорошо…

Конрад встал с кресла так резко, что оно подпрыгнуло и опрокинулось. Вивьен тоже начала подниматься, но муж жестом предложил ей остаться и отошел от стола. Он бесцельно слонялся по комнате, пока не остановился перед аквариумом с тропическими рыбками. Он наклонился над аквариумом, повернувшись к ним спиной.

— А наши рыбки все заболели, — спокойно сообщила Вивьен. — Мы совсем перестали чистить аквариум. Мы все перестали делать. Мы буквально поселились в этой дурацкой больнице. Но здесь все равно лучше, чем где-то еще, когда… когда… — Она тяжело вздохнула, а потом улыбнулась. Ее улыбка оставляла такое же тяжелое впечатление, как и вид Орландо. — Но вы ведь делаете все, что нужно? Что вы можете нам сообщить, мистер Рамси? Не ждите Конрада, я все ему передам.