Гора Лунного духа или Побеждённые боги

Указывая на разные предметы комнаты, вернее — каменного склепа, с одним огромным окном сбоку, Пьер быстро составил себе маленький словарь и стал уже улавливать конструкцию речи, как отдернулся занавес в стене, открыв широкую дверь в другую комнату.

Там он увидел огромного каменного идола в виде сидящего мужчины с крестом. Крест стоял между колен его, а на кресте изображена была каменная фигура распятого. Неопределенное чувство охватило Пьера. Это напоминало ему христианство, и смутная догадка подсказала, что ему предстоит быть трагическим актером в какой-то божественной комедии.

Жрецы рядами стояли вокруг статуи бога, а у ног ее он заметил свою одежду, свой нож, свой пояс с патронами и револьвер. Он чуть не вскрикнул, чуть не бросился к оружию, но инстинкт опытного путешественника, знакомого с дикими племенами, удержал его. Он встал с мягких перин, и сейчас же группа жрецов приблизилась к нему с жестами божеского почитания. Он вгляделся в черты их и узнал знакомый тип семитического племени таким, каким он его помнил по древним картинам египтян. Это были потомки финикиян или другое, но родственное финикиянам племя.

По приглашению жрецов Пьер приблизился к статуе божества и стал ближе к оружию. Теперь он почувствовал себя самим собою и зорко следил за всеми движениями жрецов.

Торжественно приблизился к нему главный жрец и, омочив палец в душистом масле, поставил Пьеру крест на лбу и на груди. Потом, поклонившись до земли, отошел от него, а другие жрецы подошли с широким плащом белого цвета и облачили в него, накинув на плечи, Пьера.

Снова выступив вперед, главный жрец сказал несколько слов, среди которых Пьер разобрал знакомое имя — Би-риас — и девушка встала пред жрецом на колени. Тот коснулся ее посохом и, взяв ее за руку, поднял и подвел к Пьеру. Она склонилась пред ним и поцеловала бедра его. То же сделали по указанию жреца еще три девушки.

Жрецы откровенными жестами объяснили Пьеру, что все четыре женщины принадлежат ему. Знаками же дали понять ему, что Пьер, или, как они его звали, Лину Бакаб, может требовать все, что захочет, и желания его будут исполнены.

Пьер, уяснив свое положение и чтобы отвлечь внимание от револьвера, указал на свой охотничий нож. Жрецы переглянулись с улыбкой, а главный жрец сделал знак, и нож унесли. Пьер почувствовал, что он бледнеет. Наступал решительный момент.

Подойдя ближе, он указал на револьвер и, чтобы ввести в заблуждение жрецов, стал насвистывать первый попавшийся мотив, указывая то на свой рот, то на револьвер. Жрецы взяли револьвер и с любопытством стали рассматривать его. К счастью, револьвер был поставлен на предохранитель, что сделал Пьер из предосторожности, когда взбирался на каменную гряду, заградившую им путь. Жрецы всовывали пальцы в дуло и вертели непонятный для них музыкальный инструмент.

Снисходительно улыбнувшись, главный жрец сделал знак, и револьвер оказался в дрожащих руках Пьера. Неимоверными усилиями он сдержал свою радость и, приложив дуло к губам, извлек из него несколько гармонических звуков, какие получаются, если дуть в горлышко бутылки. Ободренный успехом, Пьер попросил свой кожаный пояс с двойным рядом блестящих никелированных патронов.

Когда Пьер почувствовал, как холодная кожа пояса обтянула его обнаженную талию, он, сжимая в руках револьвер, радостно засмеялся, как ребенок. Жрецы смотрели на него, и надменно-снисходительная улыбка чуть кривила их губы. Они не знали огнестрельного оружия. Пояс с патронами приняли, видимо, за украшение, а револьвер представлялся им плохим музыкальным инструментом, так как исполнение на нем Пьера вызвало только презрительные гримасы, зато нож они оценили по достоинству и тотчас же унесли его подальше.

— Теперь я спасен! — громко сказал Пьер.

Он вложил револьвер в кобуру при поясе и, скрестив руки, стал ожидать, что будет дальше. Владея оружием, он успокоился, и мысли его невольно летели к Корбо. Пьер понимал, что даже с револьвером в руках, при всем эффекте стрельбы, он не сможет справиться с целым народом. Единственно, что он мог бы сделать, это постараться отыскать хоть какую-нибудь лазейку из этой ужасной ямы. Лишь тогда револьвер мог помочь ему в защите от преследователей.

— Только бы, — шептал Пьер, — скорее они построили «Титан»!

Между тем около него продолжались религиозные церемонии. Произнося молитвы и гимны, жрецы обнесли вокруг статуи бога дымящуюся благовонную курильницу и, поставив у подножья каменного идола, сделали знак девушкам. Те поклонились божеству, потом Пьеру и жестами пригласили его в ту комнату, где он был раньше, лежа на мягких перинах. Эта комната была, очевидно, отведена ему и его четырем женам.

Широкий занавес медленно задернулся за ними, лишь только они переступили порог.

Когда они остались одни, Бириас подошла к Пьеру и, указав на окно, сказала:

— Лину Бакаб, зунна аушаор?

Пальцами она изобразила идущие ноги.