"В окрестностях Караганды началось строительство нового объекта под названием "Северо-западная стройка". На ней работали заключенные, они же возводили заграждения - столбы высотой в четыре с половиной метра, между которыми крепились гвоздями и скобами три ряда горбылей. Перед ограждением, по обыкновению, распахивалась так называемая "запретная зона", то есть полоса шириной восемь-девять метров, разровненная и разрыхленная. Она обносилась колючей проволокой. Перед тем как завести заключенных в рабочую зону, контрольную полосу тщательно осматривали, нет ли на ней следов: может, кто сбежал или, напротив, забрался с воли. Ночью на вышках часовых не было, зона пустовала, и в неё вполне могла пробраться, скажем, женщина; мог бежать и заключенный: укрывшись где-нибудь днем, он с уходом часовых переползал через запретную зону, ограждения и тогда ищи-свищи. Тот побег был частично подготовлен другими заключенными. Так нередко бывало. Оперслужба имела своих агентов, и, если они замечали что-то неладное, подозреваемых тотчас, не дознаваясь подробностей, переводили в другие лагеря. Словом, парней, готовивших этот побег, похватали и рассовали по разным лагерям, но они успели передать надежному человеку суть дела. При установке столбов ограждения они вместо щебня залили в ямы воду и утрамбовали землей. Зимой воду прихватило морозом, и столбы стояли - не отличишь от других. Ребята успели указать на них. По замыслу машина должна была, прорвав проволоку, завалить вначале невысокие колья запретной зоны, потом один из столбов с оттаявшим льдом. Остальное - дело удачи, не попала бы пуля в беглеца, когда со сторожевой вышки откроют пулеметный огонь; не прострелили бы бак в машине и прочее... В подвале одного из домов припрятали двухсотлитровую бочку. На объекте челночило множество машин со строительными материалами и водой, у нас была возможность сливать бензин. Бочка потихоньку наполнялась. Стояли погожие дни. Можно было бы и бежать, но случилось нечто непредвиденное. Поскольку случаи "прорывов" участились, начальство сочло нужным принять меры: пригнали экскаватор и опоясали зону рвом глубиной в два метра, вырытую землю сбросили на бровку, образовался бруствер, а значит, и дополнительная помеха для таких побегов. В сравнении с прежними неудачниками у нас было два преимущества: валкие столбы и щиты, специально изготовленные для этого случая, - в человеческий рост высотой, полдюйма толщиной и с ручкой. Воду в зону привозили на "студебеккере". Машина надежная, трехосная, при этом все три моста ведущие. К тому же между кабиной и цистерной легко умещались наша бочка с бензином и человек. Нас было шестеро. Распределились так: один возле бочки, трое в кабине, двое на ступеньках с обеих сторон, при этом у каждого в руке щит, упертый в ступеньку, - он защищал беглецов от пуль: и тех, кто стоял на ступеньках, и тех, кто сидел в кабине. Кроме того, щиты имели еще одно назначение: по ним, как по мосткам, должна была проехать машина, сначала - через ров, а потом - через бруствер; трехосный "студебеккер" легко бы взял насыпь. Водителем его был сосланный немец по имени Эвальд, очень хороший человек. Он всегда охотно выполнял наши просьбы, приносил что нужно с воли, но дело есть дело, и в один прекрасный день мы попросили Эвальда выйти из машины. Он и эту просьбу выполнил охотно. Мы подогнали "студебеккер" к месту, где хранились бочка и щиты. Погрузили горючее, сели. За бочкой укрылся Шуков; Лапка с Горой вооружились щитами, и операция началась!.. Эвальд должен был поднять крик лишь после того, как мы завалим забор, или вообще не поднимать. Я сидел за рулем. Кстати, о технологии побега: большинство из тех, кто уходил в побег, именно прорывались, от чего страдала в первую голову машина - выходил из строя радиатор. Мы учли это. Я включил все три моста и медленно двинулся к кольям запретной зоны - они легко завалились; потом так же медленно подъехал к основному заграждению - оно тоже поддалось без труда... В лагерях для политических вышки отстояли одна от другой приблизительно на пятьдесят метров. Мы проехали примерно между двумя вышками, и, когда приблизились ко рву, случилось нечто ужасное... Лапка и Гора спрыгнули, чтобы перекинуть щиты. Часовой на вышке со стороны Горы покинул пост, спустился по лесенке на несколько ступенек, снова поднялся и только потом открыл огонь. Это обстоятельство позволило Горе выиграть время: он перебросил щит, перебрался через бруствер и залег. Бедняга Лапка тоже успел перекинуть щит, поднялся, но тут его подсек пулеметный огонь, и этот добрый, живой, на диво смелый парень, уроженец какого-то Богом забытого села в Закарпатье или Приднестровье, девятнадцатилетний украинец, упал бездыханный... Я нажал на газ, взял бруствер; из правой дверки вдруг выпрыгнул Клубницкий и бросился назад к заваленной ограде; но едва он поднялся на бруствер, как его настигла пуля, и он рухнул в ров. Времени на размышления не было - Гора подполз, взобрался в кабину, точнее, упал ничком на сиденье - ноги наружу, я поддал газ, и под пулеметный огонь с обеих вышек машина рванула вперед. Как известно, в Карагандинских степях на сайгу охотятся на машинах, рытвин и бугров здесь днем с огнем не сыщешь. "Студебеккер" мчался на бешеной скорости. Мы отъехали уже довольно далеко, непосредственной опасности не было, и я спросил у Ушакова, где Шуков, тот, что сидел за бочкой с горючим. Ушаков обернулся на заднее стекло кабины, долго всматривался и сказал: "По-моему, я видел его мельком... Он спрыгнул еще до того, как мы рванули через запретную зону!" Проехали еще немного. Едва мы перевели дух, как Гора, превозмогая боль, пробормотал, что убили Лапку, он сам видел его труп, а Клубницкий, может, и остался жив - он упал в ров. Я был в недоумении, почему Клубницкий спрыгнул, что вдруг на него нашло? Ушаков, нарушив нависшее молчание, заметил, что, видно, подвели нервы!