Гора Мборгали

Эта попытка тоже не дала результатов, тем не менее Митиленич после разговора с Филипповыми заметил своим районным коллегам:

– Не признались, да я на это и не рассчитывал. Для меня яснее ясного, что у Каргаретели есть все необходимое, чтобы добраться до центров. Из этого и надо исходить!

Митиленич размышлял в самолете:

"Мне нужна зацепка, хоть какая, жив Каргаретели или нет... След, преступление, труп - что-нибудь! Если он мертв, все проблемы сами по себе снимаются... Жаль его, сукина сына! А себя не жаль? Жаль, в том случае, если Гора остался в живых и ушел. Жив он, сволочь, жив и идет себе. Терпение, Митиленич, никакой паники! Весной съезжу в Грузию, возьму отпуск. Я должен разузнать о нем все: кто он, что из себя представляет, как он жил, на что способен и в какой семье рос... Заберу с собой Мару... Вот забавно, на юг я всегда ездил один и почему-то после того, как жены бросали меня. Никогда не был там с женой. Вместе поедем и вместе вернемся. А вдруг она прямо оттуда и сбежит? С какой стати, я же еще не взял Каргаретели!..

А мой отец?.. Интересно, когда б его не расстреляли, он бы тоже сбежал? Надо будет там родственников порасспросить, если, конечно, мне удастся найти кого-нибудь из них... А может, для начала стоило б съездить в Уренгой?.."

"Мне бы освежить в памяти кое-что из того, что я слышал о Дариспане. Хочется как-то больше разобраться, отчего личность его вызывает мое восхищение.

Началась война. В Грузии еще бытовала старинная традиция: "Ты не мужчина, если не воевал!" Дариспан пошел добровольцем. В те годы в Картли жил некто Нанчавели, человек среднего достатка, то ли князь, то ли дворянин. Даровав вольную своим крепостным, он отдал им же в аренду все земли, какие у него были. Если случались деньги, он закатывал пиры, себя не обделяя и других не забывая. Когда деньги иссякали, он, в ожидании осенних поступлений от крестьян, проводил время у многочисленной родни, близкой и дальней. Канчавели как раз гостил в семье Дариспана, когда госпожа Родам разрешилась бременем. Дариспан в это время воевал в Молдавии: с турками, французами, англичанами и сардинийцами. На другой день после рождения ребенка Канчавели объявил, что должен съездить в Молдавию, порадовать Дариспана вестью о рождении сына!

Поскольку Канчавели слыл человеком легковесным (отпустил крестьян на волю, блажил и чудесил с друзьями), никому на ум не пришло всерьез принять его заявление. Канчавели же сел на коня и был таков. Даже вообразить трудно, сколько времени надо истратить на то, чтобы верхом на коне пересечь Западную Грузию, Черкесские земли, Таманский полуостров, весь Крым, Северное Причерноморье и Северную Молдавию, но зато легко представить, как отвисла челюсть у Дариспана при виде Канчавели, когда тот вместо приветствия гаркнул: "Сын у тебя родился, Георгием назвали!" Так или иначе, Канчавели как вестник радости получил тридцать золотых, шапку калмыцкого каракуля, черкеску верблюжьей шерсти, под пару ей пояс с саблей и кинжалом, ахалтекинского скакуна под седлом и с миром вернулся домой. По тем временам даров этих хватило бы на обустройство десяти крестьянских хозяйств. Сдается мне, Канчавели точно знал, куда и зачем едет.

Вот и называй его легковесным!..

К этой Дариспаниане можно бы присовокупить еще одну из любимых побасенок Михаки, о побиении которым волка кукурузным початком я уже вспоминал.

"Ехал я верхом в деревню по соседству. Все больше тропинки выбирал, чтобы путь сократить. Поднялся на взгорок, глянул вниз - сплошь купы кустарника... Здесь, думаю, зайцы водятся... Только подумал - из кустарника зайчиха - скок, цапнула у меня из рук плеть и была такова, словно ее земля поглотила, а может, небеса, не знаю. Хорошая плеть была, ничего не скажешь, драгоценными камнями изукрашена. Прошло пять месяцев или шесть - не скажу точно. Еду я все тем же путем, по тем же тропкам. Стою на том же взгорке, и припомнилась мне плеть. Только подумал - из-под того же куста павой выплыла зайчиха с плетью в зубах, за ней семеро зайчат, и у всех семерых по крохотной плеточке.

Я остолбенел, звука не могу издать. Весь выводок неторопливо, не сбиваясь с пути, гуляючи прошелся передо мной и канул..."

Судя по архивам кладбища Земмеля, в девятнадцатом веке блаженных в Грузии было хоть отбавляй. Мне этот Михака тоже представляется блаженным, а о Канчавели и говорить нечего. А вот вам еще один блаженный - юный Питала.

В сквер Земмеля ходила дама: увядшая, ссохшаяся, от рождения, пожалуй, величиной с ноготок, некая госпожа Элисо. Она встречалась мне и в "гареме Джимшеда". Эту историю я помню с ее слов.