Гора Орлиная

Почтальон не счел нужным отвечать на это восклицание и нетерпеливо направился дальше, все так же цепко держа сумку. А Марья Петровна присела на скамеечку у порога.

С высокого леоновского двора открывался широкий вид. В отдалении темнел горный хребет, ограничивая свободу глаза. Лесистые отроги хребта, возвышаясь один над другим, как бы тянулись к главной его вершине — каменистой, без единого деревца. Окаймленная снизу кустарником, она поблескивала сероватым щебнем и глыбами рудных отвалов. Вершина эта называлась Рудничной и была как бы центром всего Тигеля. К ней прилепился рудник. На горке стояла группа белокаменных домов со старинными колоннами, с железной оградой и ротондами у ворот. Прямо от кустарников начинались нагорные улицы, напоминавшие каменистое русло высохшего к лету горного потока. У подножия горы плескался заводский пруд. На берегу стояли бревенчатые домики под красными и зелеными железными крышами. По одну сторону пруда на возвышении виднелась белая башенка, а по другую — церковь с колоколами, отлитыми лет двести назад на правом заводском дворе. Теперь и в помине нет этого заводика: вместо него стоит громадный металлургический комбинат, и лишь кое-где меж высоких корпусов можно увидеть угол старой, полуразвалившейся стены. С утра над Тигелем поднимается дым, и неуловимая гарь оседает на листве городских деревьев и делает ее уже к середине лета темно-желтой, как бы покрытой легким слоем ржавчины. Многое переменилось в Тигеле. Давно уже нет памятника заводчику-князю, что стоял когда-то на площади и пугал ребятишек, и кажется, нет уже давно и тех тропок-дорожек, которые исходила когда-то в детстве Марья Петровна вместе со своими подружками. Будто бы не на этот пруд бегали они купаться, не на тот вон взгорок ходили за черемухой…

Ржавый тополиный листочек упал к ногам Марьи Петровны, когда она присела на скамеечку и принялась распечатывать письмо. Странички рассыпались у нее на коленях, а из конверта выпала фотокарточка. Марья Петровна принялась разглядывать снимок. Это было женское молодое с мягким овалом лицо. Ни одной резкой черты, ни одной резкой грани между светом и тенью. Сразу же запомнились удивительно красиво изогнутые брови, большие ресницы, продолговатый разрез глаз, полураскрытые, приятно очерченные губы, — она не любила тонких, плотно сжатых губ. С высокого лба, затеняя щеку, падала на плечи прядь волос. На левой щеке, почти у самой пряди, темнела родинка — пятнышко, так настойчиво привлекавшее к себе. Марья Петровна улыбнулась, глядя на эту меточку миловидности, и ей показалось, что карточка тоже улыбнулась.

Вглядевшись еще раз, она заметила длинную шею, и это ей тоже почему-то понравилось.

Марья Петровна стала перебирать листочки письма. Затем принялась читать его, по временам поглядывая на портрет. Чей — жены или невесты сына? — она еще не знала. Только в конце письма было сказано, что Николай женился и скоро приедет повидаться и показать жену, которую, как он надеется, мать тоже полюбит. «Дай-то бог!» — прошептала Марья Петровна и, еще раз взглянув на карточку невестки, задумалась…

Марье Петровне шел восемнадцатый год, когда к ней посватался удачливый мастеровый человек Павел Леонов. Марья Петровна не позабыла ни одной подробности тех лет. Павел выходил к ней на улицу в вечернюю полутьму города заводским франтом — черный пиджак, черные брюки, заправленные в сапоги, белая чесучовая рубаха с вязаным пояском, надетая набекрень фуражка. Под ее лакированным козырьком серые глаза, короткие рыжеватые усы, словно опаленные огнем литейки. У огня руки его огрубели, и все-таки была в них мужская ласка, и они умели бережно обнять девичий стан… Марья Петровна знала его с детства, с того давнего дня, когда он угостил ее пряником, что купил в кабаке. С тех пор они были почти всегда вместе, виделись каждый день, незаметно выросли… Гулять уходили за пруд, на гору, где виднелась белая башенка. Гора была овеяна преданием. Рассказывают, будто бы хозяин старого завода решил доискаться и здесь до руды. Но как только начали врубаться в породу, из-под земли ударила вода. Поток рванулся вниз и чуть не затопил лежащий под горою поселок. Пришлось завалить пролом в горе. Но хозяин не хотел отступать и приказал начать работы в другом месте, на южном склоне горы, но и здесь произошло то же самое. Вода хлынула по лощине к пруду. Досадуя, хозяин бросил затею, и хотя старожилы говорили, что гора богатая, он не решился в третий раз подступиться к ней. Так с тех пор и назвали ее Недотрогой. Издавна устраивали на Недотроге свидания, девушки охотно туда шли. Может быть, потому, что она была примером высокой гордости и силы… Через полгода после свадьбы у Леоновых родился первенец Николай. Года через два началась война, Павел ушел на фронт — тоже к огню — и не вернулся. И осталась она вдовой в старом домишке, окруженном раскидистыми уральскими тополями.