— От таких, как вы, это и зависит, — сердито сказал Николай. — Освоить заграничного оборудования не можете.
— Не только мы осваиваем, но и вы тоже… культуры маловато. Форд, например, потому и продает свои машины без боязни, что уверен: здесь их все равно поломают. Нас ведь там, за границей, станколомами зовут.
— Ну, это ты, Василий Григорьевич, загнул, — не согласился Бабкин. — Я, например, какую хочешь машину освою, только подавай.
— Вот! — подхватил Николай. — Все равно тракторы пойдут.
— Будем надеяться… Ну, товарищи, пора!
Многотысячный митинг строителей состоялся на берегу реки. Хорошо говорил секретарь партийного комитета Кузнецов. Его речь понравилась Николаю.
— Как у нас иногда бывает? — говорил Кузнецов. — Спецы руководят, а коммунисты бумаги подписывают… Нам необходимо создавать свою, пролетарскую интеллигенцию, быстрее готовить специалистов из рабочих, ковать новые технические кадры! Пусть молодежь наша идет в техникумы, в институты. Надо нам покончить с презрительной кличкой «специалист»… Учиться, учиться и еще раз учиться! — призывал нас Ленин. Это будет нашим достойным ответом на происки врагов!
После митинга решили помочь строителям плотины.
На обоих берегах реки горели костры, и пламя их причудливо отражалось в воде. Но в этот вечер костры почему-то не веселили, не радовали душу. Плетнев, под предлогом, что ему нужно переодеться, отправился домой. Бабкин сбежал в женскую бригаду. Там он чувствовал себя привычней.
Николай оказался по соседству с огромным человеком, настоящим Ильей Муромцем, в домотканых серых штанах, в белой холщовой рубахе-косоворотке и лаптях. В его ручищах лопата казалась какой-то игрушкой. Он ворочал целые глыбы земли, вонзал лопату чуть ли не на половину черенка, выбрасывал землю таким яростным движением, что Николай сторонился. Вдруг лопата сломалась.
— Черт ее побери! — пробормотал он добродушно. — Говорил же, что несподручно. На кой она мне?
Николай опасливо покосился и предложил свою лопату. Богатырь взял ее, осмотрел, с сожалением заметил:
— Не лучше. Да ладно. Ты сбегай, поищи себе, а я тут за двоих…
Николай зашел в конторку мастера и, рассказав, что случилось, спросил, кто этот великан.
— Землекоп Мишка. Грудь сто сорок сантиметров. Сам мерял, для интересу… Мы ему этих лопат делали — не сочтешь!
— А вы бы одну, да хорошую.
— Надоело! — отмахнулся мастер.
Тем временем землекоп-великан намного опередил своих товарищей. Горой возвышалась земля за его спиной. Он по плечи ушел в свой окоп.
Возвращались домой на рассвете.
— А вы где живете? — робко спросил Николай.
— В землянке. Я недавно прибыл.
— А где работаете?
— На плотине. Сегодня на вторую смену остался. После митинга-то… Вот чуток посплю и снова на берег. При солнышке оно веселее… А чего ты насчет жилья пытал? В гости будешь?
— Просто так… Может, еще когда встретимся.
— Встретимся, — заверил великан, осторожно пожимая Николаю руку. — Приходи на реку. — И засмеялся. — Я тебе словно красной девице говорю. Оно, конечно, можно и в землянку заглянуть, да там у меня ничего окромя топчана нет. Так что не очень-то интересно.
Соседи Николая мирно спали. Он хотел осторожно пройти к своей койке и все же разбудил Плетнева.
— А я тоже недавно уснул, — поспешно проговорил инженер.
Николаю было неловко: зачем оправдывается?
— Всю ночь над чертежом сидел. Я, знаете ли, считаю, что лучше над чертежом сидеть, чем землю копать. Все-таки от этого строительству больше пользы будет.
— А я еще и с девками успел перецеловаться после штурма-то, — выглянул из-под одеяла Бабкин. — Адью!
— Моторный вы человек, — сказал иронически Плетнев. — Вы, Коля, не следуйте его примеру. Лучше поступите учиться. Хотите, помогу? Особенно по алгебре. Люблю алгебру. Волшебная дисциплина!
Николай сдержанно поблагодарил.
Дня через три Николай пробрался на берег реки и притащил лопату втрое больше обыкновенной. Сам мастерил ее, а помогал Алексей Петрович. Мишка принял подарок с радостью. Повертел лопату в огромных ладонях, и она засверкала на солнце. Казалось, брось ее на землю, завертится, как волчок.
«Легковата!» — с беспокойством подумал Николай.
— Спасибо тебе, — поблагодарил землекоп. — У меня братишка дома, вроде тебя, такой, знаешь, тоненький, в мамку уродился. Она у нас — как былиночка была, как цветок полевой… теперь бы мне еще тачку соорудить по размеру — и все! Пойду поворачиваться любо-дорого. Я из вятских. Тятька плотничает, в иную веселую пору даже ложку выдолбит на потребу людям, а то и петрушку крашеного смастерит ребятам на потеху. А мне это дело несподручно. Ломкое больно. Мне, знаешь, покидать бы чего… вот так… вот так… вот так!
И пошла лопата врезаться в землю.
— Хороший мастер делал, душевный, — хвалил землекоп. — Пойдет дело! Давай становись, только подале. А вы разойдись, ребяты…
Сгрудившиеся было землекопы посторонились. И Мишка принялся отваливать землю на сторону.